Целые семьи наших лучших людей уходят с батальонами на фронт. Красная Армия героически защищает нашу родину. А в тылу какое-то моральное рванье старается прогрызть здание, которое около 25 лет строилось усилиями всего народа. Что им родина, великая слава и достоинство русского народа, независимость родной земли, гордый Пушкин… Они никогда не читали его стихов, им было всегда наплевать на родину и русский народ — главное, чтобы их паршивые жизнишки были в безопасности.
Это не русские люди. Россия им не мать. Они недостойны даже лежать в русской земле, эти трусы, сеятели паники, громилы и шкурники. Они вылезли из своих щелей, но ошиблись во времени. Народ, ожесточенно борющийся с врагом, видит мелкоту и подлость вылезших из щелей и сделает все, чтобы не позволить им уйти в щели вторично.
Мих. Ганин
Начеку
Сотни километров отделяют этот город от фронта. Но город начеку. Люди молчаливы. Излишние расспросы вызывают настороженность.
Молодые патриоты стали внимательнее и зорче. Ни один подозрительный факт не проходит мимо их внимания. И часто, казалось бы, незначительные наблюдения приводят к важным открытиям…
Около Н-ского завода однажды днем появился старик — самый обыкновенный дед, в теплой шубе, больших валенках и рукавицах. Нос у него был красный от мороза и нес он большой мешок, как рождественский дед с гостинцами.
Дед ходил вдоль заводских стен и, прищурившись, смотрел на крыши длинных корпусов. Его внимание привлекли крыша гаража и большой нефтебак. Потом он, будто от нечего делать, стал смотреть на крыши соседних зданий.
«Кровельщик, либо маляр», — подумал комсомолец Григорьев, ожидавший знакомую девушку у заводских ворот.
Любопытный дед подошел к молодому человеку и начал что-то шамкать о плохой краске, об олифе и о других тонкостях малярного искусства.
В этот же день совершенно случайно комсомолец встретил старика в другом районе города, опять около завода. Снова старик рассеянно смотрел на крыши.
Молодой человек задержал прохожего. Сначала старик удивился, говорил, что он малограмотный, показывал паспорт. Много позднее он сознался, что по заданию фашистского шпиона собирал сведения об окраске важных военных объектов, заводских и других зданий в городе. Такая информация была необходима для немецкой авиации, которая, по-видимому, собиралась бомбить этот тыловой город.
Был поздний вечер. На трамвайной остановке около Н-ского завода небольшая группа граждан ждала вагона. Подошел трамвай. Все уехали. Остался лишь один человек. Он курил.
Подошел еще один трамвай, человек вошел в вагон, пошарил в кармане и сошел. Через минут десять снова подошел вагон, постоял немного и тронулся. Человек на ходу вскочил на ступеньку, отъехал метров двести, соскочил и опять вернулся на остановку.
— Вам, гражданин, случаем не на вокзал? — спросил молодой рабочий Викторов, наблюдавший за поведением незнакомца.
— О да, на вокзал, ду-ду, далеко, далеко. Едем со мной.
«Сумасшедший, — подумал Викторов, — но одет аккуратно… Говорит нечисто… Эвакуированный, что ли?»
И, словно, угадав его мысли, незнакомец начал рассказывать, что он приехал из Риги, бежал от фашистов. И все это выпалил скороговоркой, потом бессмысленно рассмеялся, предложил закурить.
Когда подошел трамвай, Викторов пригласил незнакомца сесть. Тот отказался. Викторов позвал его к себе домой:
— Переночуете, я рад помочь.
Но и тут получил отказ.
«Дурака валяет, — решил Викторов. — Надо бы проверить личность».
Рядом оказался милиционер. Вместе они задержали «сумасшедшего». При первом допросе задержанный плел чепуху или молчал. Потом он заговорил.
Он — чех, из Праги. Долгое время был без работы. Однажды его вызвали и предложили поехать в Советский Союз в целях шпионажа. В качестве заложников оставили семью.
— Если не выполнишь задания, расстреляем семью, — сказал немецкий офицер.
X. перешел линию фронта и попал в один прифронтовой город. Вместе с жителями эвакуировался в глубь страны.
На допросе выяснилось, что во время империалистической войны X. был взят в плен и несколько лет жил в России. За это время он изучил наш язык, обычаи и правы.
Юноши, друзья Михаил и Константин днем шли по берегу реки. Они заметили парусник, который скоро причалил к барже, стоявшей на рейде. Издали было видно, как человек быстро забрался на баржу, пробыл там несколько минут и снова вернулся в лодку с каким-то свертком.
Товарищи остановились. Лодка подошла к берегу. Из нее выпрыгнул мальчик лет одиннадцати. Он запнулся, из рук у него полетели листовки. Мальчик начал их торопливо собирать, но товарищи все же успели заметить выделявшееся крупным шрифтом бранное антисемитское слово.
Мальчуган перепугался. Когда его начали расспрашивать, он сразу же заявил, что накануне к нему подошел какой-то «дяденька» и обещал дать 400 рублей, если он раскидает по городу листовки.
— А ты сумеешь узнать этого человека?
— Да.
На этом же паруснике товарищи вместе с работниками НКВД вернулись на баржу. «Дяденьку» арестовали. Выяснилось, что он немец. Был переброшен в Советский Союз еще в 1924 году. Учился в советском ВУЗе, окончил его и долгие годы скрывался под личиной служащего. Когда началась война, он по подложному паспорту устроился на баржу уборщиком. Пребывая в этой скромной должности, шпик собирал важные сведения и распространял фашистские листовки.
Резкий голос пронзительно звенел по всему магазину. Женщина сначала ругалась с соседками, потом с кассиршей и продавцами.
Соседям по очереди эта женщина шепотком рассказывала, как все хорошо у немцев: и в плен не берут, и обращаются вежливо, и даже на дорогу шоколад с булкой дают.
— Да что там булку! — шипела она. — Немцы с аэропланов колбасу кидают!..
Первое время эту «проповедницу» не слушали, считая просто склочной и придурковатой бабой. Она продолжала ходить по магазинам.
Вскоре нашлись более бдительные люди. Женщину доставили в органы НКВД. Она оказалась торговкой из западных областей. Когда немцы заняли эту местность, 3. быстро согласилась на предложение германского офицера выйти в наш тыл и вести контрреволюционную агитацию.
Молодые патриоты города вылавливают вражеских лазутчиков, в какие бы одежды они ни рядились. Зорко стоят комсомольцы на страже своих заводов и фабрик, своих улиц и площадей, своих жилищ.
Здесь, в тылу, тоже идет война, незримая, но напряженная. И здесь врага бьет советская молодежь. От нее не скроешься, не спасешься.