«Дарзи!» снова крикнул я.
Дарзи жалобно заскулила.
«Что ты тут наделала? Что наделала?» говорю я.
Я хотел поднять ее голову, но нащупал липкую кровь.
«Идите сюда с фонарем! — крикнул я наверх. — Не бойтесь».
То, что мы увидели при свете фонаря, заставило нас вскрикнуть. Опрокинутые бидоны с молоком, брызги крови, кусочки одежды — все это говорило о жестокой борьбе. Недалеко лежал револьвер с окровавленной ручкой. Я посмотрел на Дарзи. Ее голова была изуродована, челюсть разбита. Около нас лежал незнакомый человек. Он был без сознания.
Раненого вытащили из подполья. Дарзи я вынес на руках.
«Придется вам съехать, — хмуро сказал хозяин, обращаясь к моей матери. — Виданное ли дело — человека загрызать!»
«Вы должны были предупредить, что у вас колхозный ледник, в который по ночам люди лазают», сказала моя мать.
«Вообще будете по суду отвечать, гражданка», произнес кто-то, как я потом узнал, председатель сельсовета.
Я боялся даже попросить воды, чтобы промыть раны моей Дарзи. Мама плакала. Народ хмуро косился на меня и на пострадавшего. Какая-то женщина оказывала ему первую помощь, он застонал.
Председатель поднес лампу к лицу незнакомца.
«Кто его знает? Вроде не из нашего села?» спросил он присутствующих.
Все начали подходить по очереди, недоуменно переглядывались и отходили, покачивая головами.
«Не наш человек», наконец сказал какой-то старик.
Тут милиционер подоспел.
«Что за собрание? Что случилось? Откуда раненый?»
Начали ему рассказывать. Друг друга перебивают, кричат. В чем дело, толком никто сказать не может, а только и слышно: собака да собака, — уж очень разозлились они на Дарзи.
«Давай пострадавшего на подводу, — распорядился милиционер. — В больницу свезем, там разберемся, что за человек. А вы все расходитесь. Я вместе с председателем повезу».
Ну и ночь была! Я от Дарзи и не отходил. Промыл ей голову. Часть зубов была выбита, оставшиеся все шатались.
Я плакал, — не смейся, пожалуйста, Верочка, — над своей любимицей и боялся, что колхозники ее добьют. Я решил с первым поездом увезти ее в Москву. Забинтовал ей голову и уложил на кровать. Мать оплакивала меня, говоря, что из-за проклятой собаки я теперь попаду под суд, вообще пропаду. Словом, слезы, жалобы, просто хоть беги.
Вдруг входит председатель и с ним еще двое: милиционер и какой-то незнакомый.
«Где твоя собака?» спрашивают меня.
«Собаку не дам», отвечаю, а сам перед кроватью стал. Думаю, грудью буду Дарзи защищать.
«Да она не нужна нам, дай только поглядеть на нее».
«Не дам!» кричу и чувствую: еще одна минута, и я расплачусь, как маленький.
«Да что ты? Успокойся! Твоя собака — герой, она врага задержала», подошел ко мне милиционер: догадался, верно, что я чувствовал.
Но его слова даже не дошли до меня. Зато мать сразу все поняла, усадила гостей и стала расспрашивать. Тут мы узнали, как Дарзи из преступницы превратилась в героя.
«Видим, человек чужой, — говорит председатель, — заехали по дороге за председателем колхоза, — кивнул он головой на третьего гостя, — ну, приехали в больницу. Там раненого раздели, а в кармашке-то планчик, как в наше село пройти, и порошок стрихнина. Он, значит, отравить продукты хотел, что для отправки были приготовлены, а вот ваша собака и не дала ему зло такое совершить. Хорошая у вас собака, — обратился он ко мне. — Здоровье-то ее как? Ведь он ее, видимо, ручкой револьвера измолол, а стрелять побоялся. Но она-то его отделала как — страсть!»
Ну вот, Верочка, на этом мой рассказ кончается, и как раз дошли до места назначения.
— А как же Дарзи? — спросил Вовка.
— Дарзи выздоровела, — входя за Верой на лестницу, ответил Игорь. — Только зубы потеряла. А правление колхоза и сельсовет выдали ей премию и бумажку с благодарностью, в красивой рамке. Эта благодарность у меня над столом висит.
— Игорь, а почему ты раньше не рассказывал? — доставая ключ от дверей, спросила Вера.
— Случая, Верочка, не было.
Верочка открыла дверь в комнату и позвала щенят. Они выкатились двумя шариками. Дима так и ахнул от восторга. Щенки были презабавные — пушистые, как маленькие медвежата. У одного ухо было приподнято кверху, и это придавало ему удивительно лукавый вид. Мордочка была черненькая, а глаза блестели, как черные бусинки. Щенки смешно прыгали, шлепали один другого лапками, — словом, чувствовали себя превосходно.
— Вот этот мой, — поднял Дима щенка со стоячим ушком.
— Как раз и угадал, это Таймыра. Только щенячью карточку я тебе завтра в клубе отдам.