— Вот напасть какая! Какой ужин испортили супостаты! — осуждающе сказал Каперс-Чуховской. — И чего хотят, непонятно.
— Народ русский извести, знамо дело, — проворчал Бобрыкин. — Вон, масонскую ложу разогнали и правильно сделали.
— За что ж это вы ратуете, Севастьян Андреевич? — грозно спросил граф Сиверс. — Чтоб и нас разогнать? «Хранители истины» политикой не занимаются, никуда не лезут со своим уставом. Но вот помешали кому-то и сильно!
— Про то и речь. Кому вот только помешали? — не отступал Бобрыкин. — Смуту сеют, наверное, какие-то из членов общества. Не исключено, что так. Сидели бы тихо, не высовывались.
— Господа, не ссорьтесь, — призвал Герман Игнатьевич. — Наша задача объединиться и выступить едино. Попытаться понять, почему нас хотят изничтожить. Вот Севастьяну Андреевичу пришло приглашение в Английский клуб. Нас не звали, а значит он там будет один. И раз хотели его отравить при помощи бумаги, то и там чего-нибудь удумают.
Колоколец у входной двери опять прервал беседу. Все вздрогнули, потому что в тот день сей звук особо ничего хорошего не предвещал. Капли дождя тревожно застучали по оконным стеклам. Чья-то фигура, видимо посыльного, мелькнула в тусклом свете фонарей и скрылась, упрятанная завесой дождя.
Дворецкий, сохраняя равнодушное выражение лица, вручил Радецкому влажный конверт.
— Простите, барин, посыльный не уберег. Там льёт как из ведра. Будто, прости Господи, на небесах прохудилось.
— Ничего страшного. Надеюсь, содержимое разберем. — Радецкий начал аккуратно надрывать конверт.
— Постойте-ка, Герман Игнатьевич, — остановил его Ефим Карлович. — А если и это послание отравлено? — Он внимательно посмотрел на конверт. — Похож на тот, что Севастьяну Андреевичу передавали. Отправитель не указан.
— И как же нам его вскрыть? — Герман вытянул руку с посланием, вертел и так, и эдак. — Сейчас я ножиком поддену, вытряхну на газету. Потом щипцами каминными развернем листок и прочтем. Железо вряд ли подвластно отравлению, да и если что не жалко. Новые купим.
— А пользоваться как ими потом? — встрял ехидно Каперс-Чуховской. — Предлагаю выбросить сразу после использования. Замотать в тряпку и долой!
— Постойте, господа, у нас есть на кухне щипчики для кулинарных целей. Они маленькие, ими сподручнее будет вертеть бумажку. Ваня! — крикнул зычно Герман Игнатьевич, напомнив присутствующим о своей истинной натуре.
Тут же в гостиной появился старший лакей.
— Вань, принеси будь добр, старых газет, мешок какой-нибудь и щипцов с кухни, каких там Марфа не пожалеет. Скажи, безвозвратно хозяин берет.
Надо сказать, в доме распоряжения Радецкого под сомнения никем не ставились, какими бы странными ни казались. Никогда он на слуг не кричал, не наказывал, но его слушались и безмерно уважали, а то и любили.
Вскоре, всё надобное Ваня разложил на столике. Герман Игнатьевич положил на газету конверт, который до сего момента так и держал в вытянутой руке. Взял вилку и нож. Вилкой попридержал конверт, ножом аккуратно его надрезал. Затем, щипцами поднял конверт и, как фокусник на ярмарке, вытряхнул листок бумаги. Никто бы не удивился, если бы выпавшее послание превратилось в кролика, а то и пуще того в шипящую змею. Хозяин дома половчее взял щипчики и, потянув за уголок листка, развернул его.
Гости столпились вокруг столика. Сиверс попыхивал трубкой, Каперс-Чуховской дожевывал ветчинный рулетик, Бобрыкин сделал большой глоток коньяку. Все уставились на выведенные чернилами слова. Начиналось послание знакомо: derniere rendez-vous…
Глава 4
Далее оно продолжалось теми же фразами, что и отравленное:
«Имеем честь пригласить вас на английский праздник “Ночь Гая Фокса”. Для означенного холидея будет составлено специальное меню, готовятся фейерверки. В клубе будет создана атмосфера настоящего английского замка, в котором водятся привидения. Состоится сие действо в Английском клубе в следующую пятницу, тринадцатого ноября сего года».
— Супостаты! — припечатал Каперс-Чуховской. — Давай, Герман Игнатьевич, уничтожай письмо! И пусть горит оно в аду!
— Не-е-ет, Афанасий Никифорович, — медленно произнес Радецкий, — как бы не так! Это, дорогой мой, улика. Нам надо её упаковать и отправить на дальнейшее исследование Фёдору. Но знак нам с Севастьяном Андреевичем подан ясный: если не травить, то как-то еще изничтожить собираются.
Он подхватил щипцами листок и засунул в холщовый мешок. Затем ту же процедуру проделал с конвертом. Мешок Герман Игнатьевич накрепко затянул шнурком и позвал Ваню.