— Инга, имей совесть! Я только вчера все Санины подштанники перестирала, кроме того, тебе надо — ты и выноси!
— Сейчас, наверно, кто-то пойдет драить палубу, там и будете хохмить. — еще не продрав глаза, пробурчал я, — Раз некуда энергию девать.
Тут с двух сторон на кровати произошло какое-то странное движение, от чего я даже вздрогнул и моментально проснулся полностью. Справа и слева от меня, растрепанные рыжие, привстав на локте, округлив глаза, смотрели друг на друга. Первой откинулась на подушки и засмеялась фройляйн.
— Делика, блин! Ну ты и кремень! Когда Дед первый раз испытал на нас с Марго свои тосты, то на следующий день мы просто умирали. А ты вчера, как говорит Саня — просто в дрова — ни петь, ни свистеть.
Тут я вспомнил — Инга ведь говорила мне, что у индуски дар пересмешника. Но как похоже-то — просто один в один.
— Я тоже, подруга, умираю, но перед смертью очень хочу свернуть птицу шею, а пока кто-нибудь — дайте мне воды.
С глубоким вздохом Инга покинула постель, и не наполняя кубок, передала подруге кувшин целиком.
— Это случайно не та самая ваза, которая из-под кровати? — капризным голосом осведомилась Делика.
— Да, да! Та самая! Пей давай, а то и этого не будет! — безапелляционно ответила, теряя терпение, фройляйн.
Купаться в бухте, куда сливаются все нечистоты города — все равно, что в канализации, поэтому перед завтраком просто облился холодной водой и растерся полотенцем. День предстоял непростой. Касиму необходимо было втереться в доверие к тем нищим, которые доминировали над остальными, и попытаться войти в их компанию, а в идеале узнать, где они проводят ночь. Делике с андоррцем найти и снять дом, или полдома, с отдельным входом вблизи собора. Инге надо было отработать бывшие связи на центральном рынке, а мне предстояло изображать из себя провинциального набожного недоросля в соборе. Изображать из себя никого не пришлось. Грановитая палата, Успенский собор, Эрмитаж — который сравнивают с Версалем, где я на экскурсиях ходил, открыв рот, показались мне какими-то несерьезными, мелкими, украшенными дешево и наспех. Кто не был в Софийском соборе, поясню — представьте себе помещение, внутри которого можно запросто разместить целый комплекс построек. И не каких нибудь домиков, а полноценных шестнадцати, девяти и пятиэтажных домов, ну, как бы целый жилой комплекс под крышей. Внутренние конструкции состояли из куполов, арок, эркеров, колонн, галерей, анфилад, балконов, всевозможных портиков, и еще десятков архитектурных изысков. Все это разнообразие архитектурных форм было щедро украшено. Белый, палевый, золотистый мрамор, слоновья кость (бедные слоники, точнее, тысячи слоников) делали конструкции воздушными, почти невесомыми, искусная резьба и тонкая позолота придавали им глубину и утонченность. Мозаики на библейские и божественные темы, выложенные на золотом фоне, украшали стены и своды. Каждый архитектурный фрагмент окружала искусная лепнина покрытая позолотой. Из всего этого благолепия, мой взгляд остановился на мозаике, которая находилась в апсиде — полукуполе, на высоте примерно двадцати метров, изображающей Богоматерь с младенцем. Я подошел поближе и застыл надолго, в каком-то оцепенении разглядывая шедевр.
— Она прекрасна! — вывел меня из ступора чей-то мягкий голос, — Я служу в храме уже двенадцать лет, и каждый день нахожу время, чтоб полюбоваться ей.
— Красота! — на автомате ответил я, и обернулся на голос.
Передо мной стоял священник немногим старше тридцати, и с интересом смотрел на меня. Мне стало как-то стыдно за свое ротозейство и за то, что я вообще забыл, зачем сюда пришел, и за то, что привлек к себе излишнее внимание.
— Вы, юноша, совершенно правы! Именно красота! Которая для большинства прихожан есть символ божественности, а для византийца красота первостепенна. Не случайно была изгнана одна из императриц, не отличавшаяся красотой.
— Спасибо, святой отец, что вдохновили меня, и указали мне, что я на правильном пути.
— Какой же я святой отец?! Святые отцы — это первосвященники, патриархи и епископы, отдавшие свою жизнь во благо церкви. Я же простой диакон, служащий во благо господа нашего и храма, и по мере сил, помогающий своим словом прихожанам. — произнося это, диакон так и не смог спрятать улыбку. — Наверно, юноша, вы очень издалека и редко посещаете церковь, раз путаетесь в таких понятиях.
«— Блин, палево на палевее! Просто как Штирлиц, расхаживающий по рейхсканцелярии в буденовке.» — видимо, мое лицо выдало и эту эмоцию, на что диакон с улыбкой сказал.