— Син, она как лань — вроде доверчива, но до ужаса пуглива, от каждого моего касания она вздрагивала, как от удара. А потом как-то сразу затихла. Она была девственницей. Я не знаю, может не надо было… Но она этого точно хотела.
Я сказал, что для девственниц это нормально, а сам вспомнил Марго — да, весьма похоже. Мои мысли были прерваны чьими-то торопливыми шагами. Хлопнула дверь нужника, а далее раздались характерные звуки. Ну все, плотину прорвало — понеслось. Чувство было двоякое — с одной стороны, мои старания увенчались успехом, с другой — звукоизоляция в сараюшке и в нужнике отсутствовала напрочь. Хорошо ещё, что запахи не доходят. Но и одних звуков хватит, чтоб проворочаться до утра. Я стал прикидывать, чем бы заткнуть уши, и не заметил, как заснул. Утром проснулся от громкого разговора между капитаном «Магдалины» и отцом Марины.
— Я вас не обвиняю, дорогой аргиропрат (обращение к держателю таверны, лавки, цеха.) Но как вы объясните, что сразу четверо членов моей команды враз заболели после вашего ужина.
— Отче, моя таверна стоит уже восемь лет, и еще никто не жаловался на мою стряпню. Ты видел, что еду накладывали из одного котла — будь она негодной, отравились бы все. И я тебе предлагал перед сном устраивать для вашей братии дополнительный ужин, но ты отказался.
— Причем здесь это?
— А как ты думаешь, для чего ваши подчиненные покупают у местных торговок яйца, сыр, молоко, вино и другие продукты? Вот! Я и говорю — узнай, у кого покупала продукты эта четверка, и к ним и иди разбираться.
На что капеллан (капеллан — священник, совмещающий сан с какой-либо дополнительной, как правило — светской должностью, в данном случае — с капитанской.) лишь досадливо хрюкнул. Понятно — искать торговок он не станет. Собравшаяся перед завтраком во дворе братия только и говорила об этом происшествии. Меня, затесавшегося в их ряды, игнорировали до тех пор, пока я не предложил попробовать вылечить их товарищей. На недоверчивые и насмешливые реплики я ответил, что когда был моряком, сталкивался с подобным в Африке — там, дескать, от этой болезни мерли сотнями. И эту хворь там научились лечить хлебной настойкой на вине. Заинтересованная сторона сразу же предоставила мне кувшин с вином и пару ломтей хлеба. Хлеб я покрошил в вино и передал одному из братьев, чтоб непрерывно мешал микстуру ложкой до тех пор, пока масса не станет однородной. После чего, под ворчание аргиропрата, добавил щепотку специй — чтоб прогнать дурной воздух из живота. Сказал, чтоб зелье настоялось четыре часа, после чего дать его больным по три ложки. То, что больным станет лучше, я не сомневался — примерно к этому времени действие яда должно закончиться. А ближе к вечеру травану их повторно — полное исцеление мне совсем не нужно. После завтрака ко мне подошел монашек и пригласил на беседу с капитаном. Капеллан сказал, что я могу его называть отец Василий, и поинтересовался, вправду ли я был матросом? Я бодро ответил, что пришлось с моим другом Филоретом год поматросить и на шебеке, и на нефе. С парусами и веслами управляться умеем, также назвал порты, где приходилось побывать. Василий погонял меня по такелажу, и расспросил про Родос — видимо, дальше ему заплывать не приходилось. Сдав экзамен, был вместе с компаньоном зачислен в члены команды на один рейс, с оплатой аж полсеребрухи на двоих. Я дополнительно выторговал для нас питание до начала рейса, он — несение нами ночных вахт на «Магдалине». Оказалось, такие существуют, и ежевечерне пара братьев заступает до утра на этот пост, чтоб еретики не срезали ночью «лишние» канаты и парусину.