Во время ужина прибыли фельдъегеря из Армении. Я весь внутренне напрягся — это была самая узкая часть моего плана. Но как только четверка умылась с дороги и вошла в трапезную, сразу отлегло от сердца. Я боялся, что посыльные будут субтильного телосложения, и их одежда просто на меня не налезет. Второе — хоть я и взял достаточно косметики, чтобы подправить свою внешность, но мало ли — вдруг у них у всех носы вдвое больше обычных. Парни оказались рослыми, вполне европеоидной внешности, один даже голубоглазый, и (БИНГО) на уровне «моя твоя понимать» владели латынью. Тут очень кстати монашек спросил, не попадал ли я в сильный шторм. Я в красках описал шторм, не пережитый Искандером, братья, забыв про еду и открыв рты, крестили в испуге лбы после каждой моей фразы. Моим рассказом также заинтересовалась четверка армян. Сидели они за отдельным столом — невместно князю (про армянских князей я уже пояснял) сидеть за одним столом с мелкими клириками. Следующим моим рассказом была история про встречу с «щёрдом». Когда «щёрд» стал читать свое проклятие на неизвестном языке, все присутствующие в зале впали в гипноз. Поскольку времени было в обрез, просто «запрограммировал» присутствующих впасть в подобное состояние при моей команде — «Табань!», после чего «оживил» присутствующих и продолжил рассказ. Думаю, монахи после моих былин приложат максимум усилий, чтоб перейти на более безопасную работу.
Наше дежурство на «Магдалине» прошло без происшествий, если не считать за таковое проникновение на охраняемый объект Марины с корзинкой пирожков и кувшинчиком вина. Отдав должное угощению и поблагодарив девушку, прихватил овчину и удалился спать на корму, оставив парочку наедине. Разбудил нас еще засветло монашек, тот который самый молодой, сообщив, что отход судна через пару часов, и завтрак уже готов.
Когда отошли от берега метров триста, вышел на середину трекатра и в голос скомандовал «- Табань!». Команда сработала — экипаж и пассажиры застыли на месте. «Оживил» андоррца, и велел ему на вялых парусах удерживать «Магдалину» на курсе. А сам последовал на корму работать с гонцами…. Свиток в кожаной тубе, залитой с торцов чем-то вроде воска и опечатанный личной печатью Ашота, секретарь Мистика принял у меня уже, наверное, час назад. А еще до этого пришлось просидеть в приемной не менее трех часов. Если кто-то думает, что я сильно переживал по этому поводу, то будет неправ. Меня буквально колотило от возбуждения, помноженного на ожидание. И когда я уже решил, что все мои старания пошли прахом и меня не пригласят для частной беседы — как, по словам гонца, бывало не раз — вышедший секретарь пригласил меня в кабинет. Следуя «инструкциям» князя, поприветствовал великого патриарха всего христианского мира, припал коленопреклонненный к его длани губами, получил благословение, после чего удалился на почтительное расстояние, и начал излагать устное послание Ашота.
В свою удачу поверил только тогда, когда «Магдалина» удалилась от западного берега залива метров на пятьсот, и я не заметил никакого намека на погоню. В моей суме, кроме двух опечатанных туб с посланиями для царя царей, лежал свиток-послание к настоятельнице монастыря святой Ефимии, что стоит в местечке Халкидон. Аббатисе Галине предписывалось принять и подготовить к постригу двух сестер-сирот Ларису и Маргариту. Документ заверен подписью и печатью Мистика. Ну что ж, держись, Углеокая — мы уже близко.
Когда немного успокоился, задумался, что делать с гонцами. Что-то подсказывало, что они ещё могут сильно пригодиться. Да хоть прочесть те послания от Романа и Мистика, которые наверняка на армянском. Если же в письмах будут сведения, порочащие власти — ьудутопять же живые свидетели. Все, решено — пока оставляю.
От моих последних известий наш штаб буквально гудел как улей. Больше всех возбудились «сироты», горячо обсуждая, какое оружие и оснастку прихватить с собой в монастырь, кто из них будет первой общаться с Зоей, и многое другое. Заметив мой тоскливый взгляд, наложницы сбились с ритма и тревожно поинтересовались, что не так. Я сказал, что ни разу не спал с лысыми принцессами, и такие перспективы пугают. За что был вознагражден дружным хохотом друзей, и парой подзатыльников от «сиротинушек».
Наше веселие решительно прервал Дед.
— Так, все замолчали! Тишина! — дождавшись тишины, продолжил, — Первое. Не представляю себе, чтоб сироты с рекомендацией от самого патриарха прибыли в монастырь без его сопровождающих. Сразу, как мы тут закончим, Саня — мухой летишь к своему клирику — пусть к утру обеспечит нам все нужное. Второе! Девочки — монастырь женский и наверняка охрана Зои — женщины, возможно, такие же боевитые, как вы, и хоть я в этом неуверен, но лучше подстраховаться. Поэтому сначала по полной работает фройляйн, и лишь потом рыжая. Поймите, им не надо вас побеждать, им достаточно в случае опасности ликвидировать Зою, поэтому до последнего момента вы девочки — плаксивые, трусливые дурочки, неразлучные со своими тряпичными куклами. Ну а теперь самое неприятное. То, что Роману удалось локализовать главную опасность для его восхождения на трон — это полдела. Главное — и он это понимает как никто — не выпустить эту опасность из ловушки. Поэтому наверняка поблизости расквартирован полк мобильной охраны объекта, с дозорами, кордонами, секретами и разъездами. То есть если даже кто и выкрадет пленницу, то хрен куда с ней уйдет, разве что в могилу. Поэтому нужна тщательная разведка местности, выявление сосредоточения противника, всех их засад и секретов. Общую разведку с воздуха и составление планов и стратегических схем я беру на себя, далее по разведке с земли работает Делика. Она же берёт на себя командование взводом Марго, которому предстоит по тихому вырезать все их секреты на пути бегства объекта, и организовать там засады. Возьмёте две аркбалисты — в случае невозможности их эвакуации бросайте, но обязательно снимите тетивы. Без стального троса они просто бесполезные непонятные железки. И да, лучников вооружить армянскими стрелами, из запаса гонцов. Пусть потом Роман голову поломает. Дальнейший, более полный инструктаж, все получат после разведки. Всем спасибо! Саня, кончай уже флиртовать! Давай, сопли в рот, и бегом к своему монаху.