— Ты кто?! — спросило это чудо, — Как здесь оказался?
— Я дух домашнего очага, проверяю правила противопожарной безопасности. — видя полное непонимание в глазах оппонента, поспешил, пока он не наломал дров, объяснить, — Я от Зои Углеокой, и по ее заданию. А ты должен мне помогать.
— Тогда ты должен назвать мое имя.
Вот зануда.
— Марк Антоний — любовник Клеопатры! Угадал? — брови старика от удивления ушли под челку. Ну, блин, совсем с юмором у товарища проблемы, — Шучу! Антоний твое истинное имя. Можешь опустить уже свою палку, все формальности соблюдены, ты переходишь под мое командование.
Старик опустил дубинку, и с явным облегчением стер выступивший пот со лба.
— Как там Зоя, в безопасности?
— Жива — здорова. Если у меня, с твоей помощью, все получится — увидишь свою племянницу уже завтра.
Далее рассказал Антонию, что я должен сделать, и чем он мне может помочь. Дедок, после некоторой паузы, начал выдавать информацию. Роман квартировал в императорском крыле, и спал, соответственно, в императорских покоях. Камин, по дымоходу которого я мог проникнуть в ближайшее помещение к его спальне, находился в кабинете императора. Я поинтересовался — почему в будуаре, который должен примыкать к спальне, нет камина? Истопник посмотрел на меня, как на ненормального.
— Из какой дыры ты, юноша, выполз? Будуары, чтоб ты знал, примыкают к женским спальням, а к мужским — кабинеты…
И пока я решительно его не прервал, начал читать лекцию по названиям и назначениям помещений дворца — точно, зануда. После возвращения беседы в нужное русло, Антоний сказал, что мне неслыханно повезло, потому что накануне вечером его не пустили с дровами в кабинет из-за проходящего там военного совета. Когда же он решил подождать, и вовсе выгнали из крыла взашей. Действительно — повезло, а то бы до самого утра пришлось ждать, пока прогорят угли и остынет топка. Перед тем, как нырнуть в жерло камина, наказал истопнику, если не вернусь до утра, то чтоб нарисовал мелом или выложил дровами крест на кровле. На недоуменное:
— Да кто же его заметит?! Я показал пальцем вверх.
— Кому надо — заметят! Главное, сделай…
Подъем по скобам на десяток метров, короткая перебежка, аналогичный спуск, только максимально осторожный, и вот я затаился в камине кабинета императора, весь превратившись в слух. Звуки, услышанные мной, показались мне более чем странными. Будто сантехник-иностранец пытается скрутить протекающий кран, но у него это плохо получается, и он вполголоса материт на своем языке мастера, который его поставил. Осторожный взгляд проясняет картину — здоровенный детина в доспехе гвардейца, с кучей косичек в бороде, отламывает от бюро золотые ручки. Промахнуться дымоходом я точно не мог — значит, Роман покинул свое лежбище. Неслышно подхожу, и бью по затылку мародера. Кабан, отрубаясь, заваливается вбок, опрокидывая со страшным шумом бюро. Матерясь про себя, ныряю в зево камина, достаю арбалет. Из приоткрытой двери спальни слышится полушепотом эмоциональная матерная речь, и появляется не менее колоритная фигура подельника. Не дойдя пару метров до лежащего тела, быстро вглядывается в портьеры, и достает меч. Бряцать оружием среди ночи мне не с руки, поэтому навожу арбалет и спускаю тетиву. Болт по самый хвостовик входит в ухо мародеру, и тело с грохотом валится на пол. Вот чего, спрашивается, ковров не стелят — экономят, что ли? Перезаряжаю оружие, жду — вроде все тихо. Покидаю убежище, вяжу бессознательную тушу, поливаю рожу парня из его же фляги — вроде вода. Лицо гвардейца оживает, он делает попытку втянуть побольше воздуха, и закашливается от попавшей в дыхалку воды. Взгляд приобретает осмысленность, он быстро оглядывается. Труп товарища не вызывает особых эмоций, по рассыпанному золотишку взгляд скользит гораздо дольше. Во время осмотра помещения его лицо слегка багровеет, наверняка проверяет на прочность путы — ну-ну. И наконец, глядя на меня, ухмыляется.