Дальнейший утренний прием проходил как-то тускло, без огонька. Переполненный яркими событиями первый час приема и ожидание дуэли отвлекли внимание знати от происходящей в зале рутины. За занавесью меня ждали насмешливые взгляды рыжих, и осуждающий Углеокой. Пока не посыпались упреки, решил взять инициативу в свои руки.
— Я думаю, Августа, пора уже заняться всякой нечистью, которая тебя окружает. Начать думаю с финансовой безопасности империи, а именно с твоего казначея. Надеюсь, результат будет уже сегодня.
— Ты уверял меня, что префект в растерянности, и что пакостей в ближайшее время ждать от него не стоит. — упреки все же посыпались, — Однако он просчитал тебя, как мальчишку — и точно знал, что раз ты выкинул человека в окно только за то, что он повысил на тебя голос, то за более обидное оскорбление ты если не убьешь, то покалечишь наверняка.
— Он просто оказался глупей, чем я думал. И результат его провокации таков — его влияние значительно снизилось, он играл своих людей втемную, в результате чего один лишится карьеры, а другой жизни! Это тоже ему популярности не добавило… — переведя взгляд на рыжую, уточнил, — Марго, он умрет? — в ответ получил «Пф-ф!» от принцессы.
— Хорошо. Что ты придумал с казначеем?
— Да ничего особенного. Ты прямо сейчас официально знакомишь нас, и велишь ему показать мне сокровищницу императоров Византии. Я там задаю ему разные вопросы, и слежу за его реакцией. Далее, в твоем присутствии, если на нем есть вина, я вынуждаю его сделать чистосердечное признание.
— Ты шутишь, Александр! — августа даже хохотнула, — Допустить самого ловкого вора в сокровищницу?! Может, проще сразу загрузить все, что там осталось, на твою «Аврору», а самой вернутся в монастырь?!
— Чтобы доказать чистоту своих помыслов, — дурашливо сказал я, — могу войти туда нагишом…
— Фу! Не хочу даже думать, — брезгливо сморщила носик Августа, — в чем ты собираешься выносить ворованное добро.
Принцессы синхронно прыснули в кулачок. Тут же попытались собраться, но я не дал, заявив, что рыжие должны пойти со мной. А им вполголоса пояснил.
— Так получится вынести драгоценностей в несколько раз больше. Фи, фу! — сморщенные носики, показанные мне кулаки, улыбка Углеокой.
— Ты точно уверен в вине казначея? — уже серьезно спросила Зоя, — А если он чист?
— Тогда подумает, что я чудак, поэтому и задаю странные вопросы — на этом все закончится.
С Фомой меня познакомили минут через десять. Субтильная фигура, ничем не примечательная внешность, немного за сорок. Свое волнение старательно скрывал за подобострастием и суетливой деловитостью. Во время знакомства я выразил восхищение его неустрашимостью, на всеобщие недоуменные взгляды — поспешил дать ответ.
— Казначей — самая опасная должность среди чиновников. Мало кому из них удалось избежать плахи, и дожить до преклонных лет.
Фому ощутимо тряхнуло, румянец волнения быстро сменился бледностью. Сразу видно — не герой, и пошел на преступление вряд ли из жадности.
Когда я оказался в сокровищнице, не скрою — растерялся. Почему-то я думал, что это небольшой подвальчик, в котором стоит два десятка сундуков разного размера, и пара стеллажей для размещения негабаритных ценностей. Действительность поражала! Слабый свет лампы освещал исчезающую во тьме колоннаду, делящую зал на две части. У стен и посередине анфилад стояли стеллажи, до потолка наполненные сундуками. Пораскинув мозгами, решил, что все логично. Колоссальная метрополия — Византия, в лучшие времена владела территориями, сопоставимыми с моим СССР, (если, конечно, не брать в расчет бескрайние и почти необитаемые тайгу и тундру.), и ее сокровищница должна соответствовать тому же Гохрану СССР. Белый осмотр сокровищ показал, что Августа сильно прибеднялась, и «Аврора» не вывезет всего даже за два рейса. Нет — конечно, не все ценности являлись золотом и самоцветами. Серебро, дорогие специи, богато украшенное оружие, книги, непонятные артефакты составляли сейчас львиную долю сокровищницы. Когда экскурсия подошла к концу, я достал из-за ворота рубахи кулон.
— Взгляни на камень. Как думаешь, сколько можно за него запросить? Я бы конечно предпочел с ним не расставаться — все же память об отце, а он говорил…