— А если серьезно, — продолжил я уже нормальным голосом. — за что меня задержали? Если августа решила выслушать мой ответ на свое предложение в такой обстановке, то ответ — НЕТ! Если больше вопросов нет, то развяжите уже. Меня давно ждет мое судно, да и дел невпроворот.
— Нет, Александр! — голос префекта был серьезен, — Дело не в августе. Твои преступления очень тяжкие, ты заслуживаешь смертную казнь, как и твои бандиты с «Авроры». Я думаю, их скоро, тоже доставят сюда. Вернее, тех из них, кто сдастся правосудию.
— Во первых, я не совершал никаких преступлений! А…
— Что?! — перебила меня Зоя, обращаясь к Клеарху, — Ты направил дромон на перехват «Авроры»?
Пока сбитый с мысли префект собирался ответить, я, прикрыв глаза, будто цитирую по памяти, бодро заговорил.
— Два наиболее боеспособных дромона оперативных сил таможни, — «Ветреный» и «Заря», укомплектованные полными экипажами, и усиленные дополнительными абордажными командами, еще засветло выдвинулись на перехват «Авроры».
Проговорив это, я замолчал. Пауза затянулась, Углеокая первая поняла, что продолжения не последует, и тяжело вздохнув, спросила.
— Что с моими кораблями?
— На дне! Что еще с ними может быть? — пожав плечами, насколько мне позволяли узы, добавил, — Экипажи тоже там.
— Да что вы, императрица, слушаете этого…
— Скажи мне, Клеарх! — тут же перебила его разъяренная Зоя, — Разве дромоны, которые ты послал — вышли не засветло?! Их названия не «Ветреный» и «Заря»?! Может, их команды были неполными?! Молчишь! За самоуправство ты будешь обязан выплатить в казну стоимость всего утопленного имущества, до последнего гвоздя! До последнего ремешка на сандалах матросов! Все полностью! — еще не избавившись от рычащих ноток в голосе, продолжила, — В чем ты обвиняешь Александра?
— Видите перстень на правой руке своего бывшего секретаря, с виду дешевый. Вы, августа, должны были его видеть и раньше. — дождавшись утвердительного кивка Углеокой, Клеарх продолжил, — Этот перстень может носить только коронованный лидер преступного мира. А за это только одно наказание — смертная казнь!
Самодовольство просто сочилось из префекта, Дионисий всем своим видом одновременно выражал порицание и сожаление. Зоя выглядела, как немой вопрос. Отрицать очевидное не имело смысла, поэтому я, ничуть не смутившись, ответил.
— А что в этом удивительного?! Мне пришлось это сделать в рамках плана освобождения императрицы, и изгнания узурпатора Романа! — видя непонимание в глазах присутствующих, пояснил, — Я не нашел другого решения, как поднять беднейшие районы города на штурм дворца. Вся эта публика подчиняются только криминальным авторитетам, и не будь я им — все усилия были бы бессмысленны.
Немая сцена, открытые рты. Первым на этот раз пришел в себя префект.
— Вот так просто! Захотел стать королем преступного мира — и стал?
— Во первых — не просто, и не королем, а авторитетом. Во вторых — если у тебя найдется свободные сто тысяч солидов, то и ты на полгода можешь стать подобным авторитетом. — конечно, я врал — но делал это уверенно и складно, выдавал прям как на духу, — Ну и конечно, ты должен знать, кому дать деньги, и кроме того, у тебя должны быть надежные поручители. Если это все, то мне пора…
— Нет, не все! — торжественно произнес Дионисий, — Ты обвиняешься в ереси, и сатанизме. И тому есть неопровержимые доказательства! — с этими словами святоша вытащил откуда-то из-за пазухи свернутый лист бумаги, — Нашими братьями была выявлена секта сатанистов. Эта икона, изображающая диаволиц, занимала главное место на их алтаре. Узнаешь?! Как не узнать — это был мой дружеский шарж на рыжих, где я пририсовал им рога, копыта, и остальные атрибуты дьяволиц.
— Тая, твоя горничная — дочь тайного сатаниста из этой секты. Под пыткам она призналась, что нашла это в твоем кабинете!
Тая, хрупкий цветочек, улыбчивая и большеглазая, взяла выброшенный и скомканный лист бумаги, что наверно представляло для небогатых людей ценность…
— Что с ней?!
— Не знаю. Но тебе надо бы поинтересоваться, что будет с тобой. И…
— Что с ней?!
Жуткое бешенство овладело мной, своего голоса, точнее хриплого рыка я не узнал. Жалостно заскрипело кресло, захныкал Аврелька, патриарх сделал шаг назад, а конвоир, поначалу растерявшись, поднес наконечник копья к самым моим губам.