Выбрать главу

— Полегче, котенок, — усмехнулся Фердинанд, вставая с кресла. — Я уже понял, что ты готов выцарапать мне за него глаза. Успокойся, ради Девы. — Он перевел взгляд на сына: — Что же, могу лишь тебя поздравить.

И затем вышел из кабинета вместе с женой и пошел вслед за лакеем, который должен был сопроводить его в их временные покои.

Я вздохнул с облегчением после того, как они ушли, и дернул мужа за рукав.

— Филипп, я кушать хочу…

— Пойдем, — засмеялся он, беря меня за руку, и повел из кабинета в нашу столовую.

— Почему твой отец такой… такой… — Я задумался, пытаясь подобрать правильное слово. — Требовательный… нет, не то. — Я тряхнул головой и раздраженно заявил: — И он прав! За тебя я выцарапаю глаза даже ему!

Филипп рассмеялся непринужденно.

— Тиран, хочешь ты сказать. Диктатор. На самом деле он совсем неплохой человек. Это его обычное амплуа. В Испании совершенно другие нравы… Он должен нравиться подданным, внушать им уважение и страх. Потому что испанцы любят сильных духом людей и не всегда понимают, что сила не обязательно значит властность и требовательность.

Я вздохнул и не стал с ним спорить.

— Возьми меня на руки! — попросил я, обхватывая его за шею. — А я тебя поцелую…

Он тихонько рассмеялся и подхватил меня на руки, прильнув к губам, а я жадно ответил на его поцелуй, лаская язычком его язык. Я так соскучился по нежным ласкам и сильным объятиям моих мужчин… И мне уже жутко не терпелось увидеть моего Анри.

Мне пришлось ждать до вечера. Анри послали почтового голубя, и к вечеру он уже был в Париже. К моему удивлению и радости, из Гавра приехал и Ален, которого я не видел уже несколько дней. Он загорел и стал одеваться очень вольно. Пришел во дворец в простой рубахе, штанах и косынке, а в ухе его торчала топазовая сережка, и он, надо было признать, выглядел вызывающе прекрасно. Я был в восторге.

Мы поужинали вместе с родителями Филиппа, а потом, после ужина, Фердинанд попросил Филиппа и Анри поговорить с ним наедине, и они ушли в кабинет. Мама Филиппа удалилась еще раньше отдыхать, так как устала с дороги. Мы с Аленом остались наедине, и вот тут-то меня и поджидал очередной удар.

— Я… Франц… Я сказать хотел, — перебравшись на стул поближе ко мне и взяв за руку, начал Ален. Он не мялся долго, как Силестин, и сразу выпалил: — Филипп разрешил мне вступить в его флот…

— Что?! — Я вскочил, но Ален мягко потянул меня за руку и произнес:

— Пожалуйста, выслушай. Я сам так захотел. Я отправляюсь в море.

— Вот с этими крысами?! Они же отъявленные негодяи, они тебя… Я… я же боюсь за тебя! — воскликнул я, сжимая его пальцы.

— Да нет же! В военно-морской флот Испании! Ты же знаешь, у Фердинанда шикарная флотилия. И я хочу служить там. Филипп принял меня, и я отправлюсь скоро. Буду юнгой.

Я поджал губы и опустил глаза, чувствуя, что сейчас расплачусь. Как же обидно… И ты меня бросаешь, мой свет. Я, конечно, знал, что рано или поздно ты захочешь уйти, но не ожидал, что это произойдет так скоро…

Ален вздохнул и приподнял мою голову за подбородок, собирая слезинки с моих щек большим пальцем.

— Ну Франц… Солнце наше… — Он присел передо мной на корточки, поочередно целуя мои руки. — Подумай сам. Давай начистоту, ладно? Мы с Лесом тебе уже не нужны. Нет-нет, я не имею в виду, что ты нас не любишь. Просто ты уже замужем за Филиппом. И у тебя есть Анри. Ведь он решил остаться здесь ради тебя. У тебя есть семья… А ты до сих пор печешься о нас, как о детях. Но мы уже давно не дети. Теперь о тебе есть кому позаботиться. Просто отпусти нас, и все. Мы всегда будем тебе лучшими друзьями и братьями. — Ален сжал мои руки. — Я думаю, что уже пора…

— Я не могу! Не могу и не хочу отпускать вас! Вдруг что-то случится?! Вдруг я вас потеряю? Как… я буду жить, если с вами что-то случится? Я знаю, что вы не маленькие, но вы… мои… И я… я хочу, чтобы… — Я не выдержал и расплакался, как маленький, поливая руки Алена своими слезами.

Он тяжело вздохнул и крепко меня обнял.

— Франц, любимый… Ну не плачь. Ты разрываешь мне сердце, — прошептал он мне на ухо. — Я ведь не навсегда с тобой расстаюсь! А просто ненадолго уезжаю…

Я тихонечко всхлипнул.

— Я просто… очень боюсь… потерять тебя, мой свет.

— Франц. — Он слегка отстранился, чтобы взять мое лицо за подбородок и заглянуть в глаза. — Я клянусь, что буду очень осторожен. — Наклонив голову, Ален на секундочку прильнул к моим губам. — И ты пообещай мне, что будешь осторожен. Я знаю, что с ними ты в безопасности, но ты такой… импульсивный и упрямый.

Он утер большим пальцем слезу с моей щеки, нежно заглядывая в глаза, и я снова всхлипнул.

— Ладно… Я обещаю, — пробормотал я, обнимая его за талию. — Возвращайся ко мне скорее, я всегда буду ждать тебя.

Ален рассмеялся чистым и звонким смехом и крепко меня обнял.

— Я еще приеду и буду крестным отцом твоему первенцу! — весело произнес он. — Ну… улыбнись мне, солнышко!

Я улыбнулся ему сквозь слезы дрожащими губами.

— Хорошо… Я буду ждать тебя, свет мой.

— Ну вот… уже другое дело, — улыбнулся он мне в ответ. Взяв мое лицо в свои ладони, он прильнул губами к моим губам.

Его прощальный поцелуй был не таким, как Силестина, что добровольно отказался от меня, согласившись быть лишь другом… Ален был таким же, как ветер. Игривый и всегда веселый. Он мог быть одновременно и хорошим другом, и замечательным любовником. Его прощальный поцелуй был сладок, так сладок и упоителен… Именно оттого, что я знал, — он целует меня так в последний раз. И я жадно отвечал ему, глотая поцелуй, словно свежий весенний воздух, обнимая его за шею и чувствуя на его языке привкус собственных слез…

Он отстранился через минуту, мягко очертив большим пальцем контур губ, словно желал унести с собой мою улыбку, и нежно посмотрел в глаза.

— Я не прощаюсь, Франц, — прошептал он. — Мое сердце всегда с тобой, где бы я ни был.

Он крепко обнял меня в последний раз и ушел. Ушел из моей жизни легкой поступью, с веселой улыбкой на лице, одарив напоследок ласковым взглядом… Ушел моим другом и унес с собой мою юность. Они больше не были моими близнецами. Я понимал, что он еще вернется. Я это знал. Но вернется уже другим. Не моим Аленом. Может быть, мы по-прежнему будем друзьями, но уже никогда — любовниками.

Сожалел ли я? Отвечу вам честно. Да. Я снова смотрел вслед одному из близнецов со слезами на глазах, бессильный сделать что-либо. И осознание того, что так будет лучше, что это правильно, причиняло мне острую боль.

— Прощайте, мои ангелы… — прошептал я, прижимая к зацелованным Аленом губам тонкие пальцы.

Они ушли из моей жизни навсегда. И такими я их запомнил. Потому что знал, что при следующей встрече у меня не будет права обнимать их так, как делал я это все эти четыре года…

Комментарий к Глава VIII

**¹** Сharmant — (в перев. с французс.) Прелестно!

========== Эпилог ==========

Через неделю, которую я с трудом вытерпел, родители Филиппа все-таки уехали. Глядя, с какой радостью я наблюдаю за их отъездом, Филипп не удержался от смешка. Не знаю, догадывался ли он о том, почему я так страстно жажду, когда они уедут, но мне в любом случае было уже абсолютно все равно, ибо от, простите, недотраха я уже не мог спать. И вообще, в эти дни я был жутко капризный. Не понимаю, как Филипп меня выносил…

Он действительно не справлялся один. Днем был часто занят в кабинете, который теперь стал нашим общим, а я скучал, если мне надоедало заниматься всей этой бумажной рутиной. Тогда меня развлекал Анри. Он тоже бессовестно отлынивал от работы, да и, кстати, не был обязан помогать Филиппу и мне, но я специально назначил его своим советником. В комнате теперь прочно обосновался целый буфет, потому что мне постоянно хотелось чего-то пожевать. Анри спал тут же, Филипп иногда задерживался допоздна, а я не любил засыпать один. Совсем не любил.