«Если он когда-нибудь станет королем, — думал Карл, — то да поможет Бог ему и Англии».
Карл вдруг оценил многозначительность их прогулки, вот так втроем, ранним утром, до того как пробудился весь дворец. Сам он — посередине, с одной стороны от него Иаков, герцог Йоркский, предполагаемый наследник английской короны, с другой — Иаков, герцог Монмутский, который мог бы стать королем, если бы его отец женился на его матери; этот молодой человек получил так много знаков любви и титулов, что стал надеяться, будто его не лишат и самого почетного титула из всех.
«Да, — думал Карл, — я нахожусь в центре, поддерживая равновесие… и стоя между ними. Над моей головой витают недоверие и подозрительность. Дядя и племянник начинают ненавидеть друг друга, а причиной тому — корона, моя корона, которой оба они жаждут.
Какие неудобства может причинять корона!
Что мне сделать, чтоб они подружились? Есть лишь один способ: родить законного сына. Это единственный ответ, Я должен положить конец их надеждам и таким образом рассеять те подозрения и недоверие, которые они испытывают друг к другу; если изменится положение дел, почему бы меж ними не возникнуть благорасположению вместо растущей ненависти?..»
Король повел плечами. «Ничего не поделаешь, — размышлял он. — Я обязан чаще делить ложе с моей женой. Увы, увы! Не следует оставлять попыток подарить Англии сына».
В то же утро Говарды испросили аудиенции у короля.
Карлу не очень хотелось с ними встречаться; он находил их, несравненно скучнее остроумного Рочестера. Для Карла было характерным то, что, уважая человеческие достоинства Говардов и признавая недостатки Рочестера как джентльмена, он предпочитал общество человека, который смог бы его позабавить, обществу людей, отличающихся неколебимой пристойностью.
Эдвард Говард недавно подвергся нападкам остряков, которые немилосердно раскритиковали его литературные достижения. Шедвелл выставил его на осмеяние в пьесе «Угрюмые любовники», и все острословы решили, что Эдварда и Роберта Говардов не стоит воспринимать серьезно как писателей. Только всесильный Бекингем, которого — единственного из всех острословов — больше интересовала политика и дипломатия, остался их союзником. Теперь Роберт говорил Карлу:
— Сегодня вашему величеству стоит побывать в Герцогском театре. Очаровательная малютка Молл Дэвис никогда не танцевала лучше, чем в последнее время. Я уверен, что, когда вы увидите ее танцующей, у вас поднимется тонус.
— Я обратил внимание на эту даму, — ответил Карл. — Она действительно очаровательна. Братья счастливо заулыбались.
— Кажется, она хорошеет день ото дня, ваше величество. Кроме того, она славная девушка и почти благородных кровей.
Карл лукаво взглянул на брата.
— Я, кажется, слышал, что у нее есть связи в высшем свете. Я этому рад, потому что уверен, что ее родственники делают, конечно, все, что в их силах, чтобы изменить ее положение к лучшему, компенсируя ее знакомство с изнанкой жизни.
— Может быть, — согласился Роберт.
— Не будет ли угодно вашему величеству посетить Герцогский театр сегодня и увидеть ее в роли? — спросил Эдвард несколько поспешно.
Карл размышлял.
«Это правда, — думал он, — они действительно болваны, эти Говарды. Почему бы им не сказать мне:» Молл Дэвис — наша родственница, незаконнорожденная; но мы бы хотели ей как-то помочь. Она актриса, и хорошая актриса; нам бы хотелось улучшить ее положение, предложив ее вам в любовницы «? Такая откровенность позабавила бы его больше.
— Может быть. Может быть… — ответил он. Роберт подошел к королю поближе.
— Девчонке показалось, что она видела, как ваше величество с одобрением смотрели на нее. Глупышка чуть в обморок не падает от радости, думая об этом!
— Мне никогда особенно не нравилась склонность падать в обмороки, — задумчиво проговорил Карл.
— Но я выразился в переносном смысле, ваше величество, — поторопился ответить Роберт.
— Я рад. Мне бы хотелось сохранить хорошее мнение о малышке Молл Дэвис. Необыкновенно хорошенькое создание.
— И по-своему благородная, — добавил Эдвард. — Девчонка умеет быть благодарной, а благодарность так редко встречается в наше время!..