Орлова освободили, Гамильтон приговорили к смертной казни, но царь заставил ждать ее целых четыре месяца. Мария до самого конца надеялась на прощение. На казнь она оделась в белое шелковое платье с черными лентами, надеясь, что ее красота разжалобит монарха. Но Яков Штелин, еще один мемуарист Петра, рассказывает, что по прочтении указа о смертной казни Петр подошел к молящей о пощаде Гамильтон и, поцеловав ее, сказал: «Без нарушения божественных и государственных законов, не могу я спасти тебя от смерти, и так прийми казнь, и верь, что Бог простит тебя в грехах твоих, помолись только ему с раскаянием и верою».
Легенда гласит также, что Петр поднял отрубленную голову, поцеловал ее, затем, будучи сведущ в анатомии, показал и объяснил присутствующим части головы и, снова поцеловав ее, уехал с места казни.
Еще одна легенда рассказывает, что отрубленную голову Гамильтон по приказу Петра положили в банку со спиртом. С 1724 года эта банка хранилась в Академии наук, в особой комнате, вместе с головой камергера Монса. И только в начале 1780-х годов эти головы, по приказанию Екатерины II, закопали в погребе. Однако еще в 1830-х годах сторож Кунсткамеры показывал посетителям голову мальчика 12–15 лет, выдавая ее за голову несчастной Гамильтон.
У Петра и его денщика, по-видимому, была еще одна «общая» любовница — Авдотья Чернышева. Стараясь отвлечь Орлова от нее, бедная Гамильтон украла деньги у своей хозяйки. Авдотью сам император прозвал «бой-бабой», и, возможно, именно поэтому ее судьба сложилась счастливо.
Авдотья Ивановна Чернышева
Родом из семейства Ржевских и, по слухам, она стала любовницей Петра в пятнадцатилетнем возрасте. Семнадцатилетней девушкой вышла замуж за денщика царя Григория Петровича Чернышева, в будущем графа, генерал-аншефа, сенатора, московского генерал-губернатора. Свадьба была весьма пышной и отпразднована с размахом. Чернышев оставил после себя мемуары, в которых не без хвастовства рассказывает: «По взятии Выборха и по прибытии оттуда в Питербурх, в 1710 году, женился (38-ми лет), взял Иванову дочь Ивановича Ржевского, девицу Авдотью; венчали в крепости, в деревянной церкви, во имя Святых апостолов Петра и Павла; от церкви ехали в государеве буере, кой называется „Фаворит“, а прочие присутствующие при том особы в других буерах, вниз Невою, на Васильевской остров, в дом его светлости генерала-фельдмаршала князя Александра Даниловича Меншикова. И во оном доме был стол; а после стола, из дому его светлости, девицы государыни царевны Екатерина Иоанновна, Анна Иоанновна, отцами: светлейший князь Александр Данилович Меншиков, генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, другою матерью светлейшая княгиня, Дарья Михаиловна Меншикова, фоншнейдор Павел Иванович Ягушинской, Шафиров; из морских и сухопутных офицеров 12-ть человек; братья были: канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, от гвардии майор князь Василий Володимирович Долгоруков; сестры: Домна Андреевна Головкина, Сара Ивановна Брюсова».
Впрочем, эта свадьба была весьма торжественной и чинной. А вот вторая свадьба рано овдовевшей матери Авдотьи вышла совсем другой. И неудивительно: Дарья Гавриловна Ржевская венчалась в 1715 году в той же деревянной церкви Петра и Павла, вблизи от Петропавловской крепости, с самим «всешутейшим князь-папой», предводителем «Всешутейшего и Всепьянейшего собора», одной из любимых карнавальных затей Петра I. Петр решил почтить своего «папу» и отпраздновать свадьбу с поистине царским размахом. Для молодых на Троицкой площади перед собором построили «перемида», ее устилают периной, набитой хмелем, сверху кладут подушки, плетеные из стеблей хмеля, набитые хмелевыми листьями, и огромное одеяло из парусины, простеганное тоже хмелем. «Папу» наряжают к венцу в здании Коллегии иностранных дел, а его невесту одевают в свадебное платье «в доме, построенном деревянном на Неве-реке близ церкви Троицкой», том самом, который зовется теперь «Домиком Петра I». Наряжает ее сама императрица Екатерина Алексеевна со своими придворными дамами. Затем император и императрица, а также их приближенные провожают молодых к венцу, после венчания гости «шли в дом, что на Неве был, и был стол… и после свадебного стола тою же церемониею свели жениха с невестой на покой в уготованную спальную на оную постель… и в бубны били». Потом молодожены и гости пошли на берег Невы, где их ждал большой плот, на котором укрепили медный чан с пивом. На плоту стоял Нептун с длинной белой бородой и острогою, рядом с ним сидели на бочках сирены вперемежку с «архиереями Всепьянейшего собора». Гости погрузились на плот и переправились через Неву, и началось торжественное шествие. «Потешнейшая свадьба» закончилась еще одним пиром. Авдотья была на этом празднике в польском костюме, а ее муж — в «асессорском» платье.