По словам современников, работавших с ними в то время, Фурцева и Хрущев были единым целым. Говоря спортивным языком, у них были общая команда и общая цель – они составляли план нового развития страны.
По воспоминаниям работников аппарата, как только Фурцева приходила на работу, она сразу направлялась в кабинет Хрущева. Возможно, всего лишь, чтобы рассказать, какие мероприятия планирует провести, какие планы осуществить. Разумеется, для большинства очевидцев со стороны это выглядело как банальный роман. Личная преданность Фурцевой Хрущеву была очевидной и не подлежала сомнению. Когда Екатерина только попала в коридоры власти, все сразу стали обсуждать ее предполагаемый роман с Никитой Хрущевым, а после того как она стала поддерживать все его начинания, никто не сомневался, что между ними что-то было.
Однако роман близился к завершению. При содействии Хрущева Екатерина познакомилась с дипломатом Н. П. Фирюбиным, который внешне не произвел на нее большого впечатления. Впоследствии Николай Павлович стал заместителем министра иностранных дел СССР. На тот момент у него были жена и двое детей, но он без колебаний оставил семью в 1951 г., когда ушел с партийной работы в Моссовет. Тайные встречи Фирюбина и Фурцевой породили множество домыслов.
По словам дочери Фурцевой, Светланы, Фирюбин руководствовался исключительно карьерными интересами, когда начал ухаживать за ее матерью. Он рассчитывал на служебный рост благодаря протекции Хрущева и, как показала практика, не ошибся.
С 29 марта 1954 г. Фурцева стала первым секретарем МГК КПСС. Н. С. Хрущев подчинил столичную парторганизацию непосредственно ЦК КПСС, и Екатерина Фурцева стала его человеком. Следует сказать, что расположение к ней главы государства она использовала и для решения важных государственных задач, о которых Хрущев подчас не задумывался. Так, в записке в ЦК КПСС и Совет Министров СССР она поддержала предложение академика А. Н. Бакулева и кардиохирурга Б. В. Петровского о строительстве крупных кардиоцентров в Москве и обеспечении их новейшим оборудованием.
Под ее контролем осуществлялись разработка генерального плана строительства клинического городка для Академии медицинских наук СССР, клиники для 2-го медицинского института, возводились стадион в Лужниках, памятник Юрию Долгорукому, цирк на проспекте Вернадского и еще 10 цирков по стране, строительство музыкального детского театра, Хореографического училища Большого театра, Библиотеки иностранной литературы, Картинной галереи на Крымском валу, хранилища Библиотеки имени Ленина в Химках.
Фурцева любила блистать на партийных пленумах, а ее манера выступления была нетрадиционной: выучив все наизусть, она почти не заглядывала в написанный текст, создавая полную иллюзию экспромта. В 1957 г. она ввела в практику работы МГК проведение в Лужниках (или в Колонном зале Дома союзов) приветственных митингов трудящихся, посвященных возвращению Н. С. Хрущева из зарубежных поездок.
Во время внутрипартийного кризиса в июне 1957 г. Фурцева активно выступила в Президиуме ЦК КПСС на стороне фактически смещенного Н. С. Хрущева, чем помогла его победе над сторонниками сталинской линии. Она спасла Хрущева от заговора, она верила в него, рисковала должностью, благополучием, жизнью.
Екатерина Фурцева вошла в состав комиссии по делам реабилитации военнопленных и занималась проектом строительства мемориала на Поклонной горе. В начале 1960-х гг. она побывала с визитом дружбы в Индии и Непале. Оказавшись на выставке Святослава Рериха, Екатерина Алексеевна пригласила художника в СССР с персональной выставкой, а потом занималась наследием Рерихов.
Власть и большие возможности вскружили ей голову, и тогда же в телефонном разговоре с А. А. Аристовым она критически отозвалась о Хрущеве. Разумеется, Никите Сергеевичу незамедлительно стало известно содержание их беседы. Разгневанный Хрущев на следующем Пленуме ЦК освободил ее от должности секретаря ЦК КПСС. Следующим шагом Хрущева было решение не включать сторонников Н. Г. Игнатова (в которую входила и Фурцева) в состав Президиума ЦК КПСС. По воспоминаниям А. И. Микояна, он также поддержал это предложение, хотя ему было очень жаль Фурцеву.