Давид вытаскивает «ребенка» из ведра, вода льется с него потоками.
Его будут поливать дожди, будет засыпать снегом.
Давид разворачивает пеленки.
Довольно! (Кричит.) Я буду кричать ему из могилы, чтобы он нашел тебя, живого или мертвого. (Громко, словно говорит с ребенком.) Тикэ, ты должен очистить землю! Не позволяй матерям рожать в цепях, не разрешай крестить детей по ночам, это черное дело, Тикэ.
Давид ударяет оземь «ребенком» из тряпья.
Что ты наделал? Тебе не смыть кровь ни водой, ни снегом. На глазах у гнома в колпаке ты убивал конокрадов, картежников, цыганок с монистами из фальшивого золота, юношей и девушек, прекрасных людей… Я видела, как они падали на утреннюю росу…
Д а в и д (сухо). Они умерли, омытые росой. Придет и твой черед: место твое в раю не занято, оно ждет тебя. Небось с Севастицей и Птицей ты не делилась своими мыслями, не рассказывала, кто ты такая, как не рассказала ничего и тем, невиновным, кто уже в могиле… Вдруг они тебя предадут?! Ты, конечно, скажешь, что не все хорошие люди должны разбираться в политике. Ты считаешь, что мы специально посадили тебя вместе с ворами, чтоб унизить, и убьем так же, как убили их, чтобы не вообразила, будто ты какая-нибудь особенная.
М а р и я. Вы не можете убить меня, моя смерть — в моих руках, это моя добрая воля, я распоряжаюсь ею — не ты! Я могла бы найти тысячу способов сохранить свою жизнь, но тогда я бы стала похожей на тебя, сделалась тварью, боящейся кнута.
Д а в и д. А ты не тварь? (Ногой пинает тряпичного ребенка.)
М а р и я. Нет. Я женщина, мать, свободный человек, который открыто заявляет вам, что пылинки не останется ни от вас, ни от вашей политики. Я отвечаю за то, что делаю, я знаю, что делаю…
Д а в и д. Конечно, ты вольна умереть, вольна кричать, но тебя никто не услышит и никто не узнает, предала ты или нет…
М а р и я. И это мне известно. А теперь уходи, я хочу отдохнуть. Завтра наступит день, который мой сын никогда не забудет.
Давид забирает тряпки, бадью и уходит. Бьют часы. Появляется С е в а с т и ц а.
Мне надо сказать кое-что Птице.
С е в а с т и ц а. Что ты хочешь ему сказать?
М а р и я. Что я обманула его… Что я никогда не летала и не была счастлива…
С е в а с т и ц а. Не трогай его… Зачем объяснять ему, что люди не птицы? Пусть верит, во что хочет… Разве не ты научила его верить в птиц, в…
М а р и я. Да.
С е в а с т и ц а. Иди отдохни, еще есть время… до рассвета. Вот он идет.
Входит П т и ц а.
Не трогай его.
М а р и я. Хорошо… (Уходит.)
П т и ц а. Если бы я нашел где-нибудь, в любом конце страны, ярмарку мертвецов — такая ярмарка есть, я знаю, — я бы выкупил ее, сколь ни велика была бы цена, я бы не поскупился.
С е в а с т и ц а. Иди на свое место, к воротам.
Птица уходит.
Светает. Меркнут утренние звезды.
Зорьки, сестренки мои, не спешите вставать, понежьтесь в своей постели, не дайте ей увянуть до срока, пусть попрощается она с родней, с сыночком и с болью покинет этот прекрасный мир…
Рассвело. Слышен шум машины.
Г о л о с П т и ц ы. Господин Мирча Мушат.
Г о л о с М у ш а т а. Доброе утро.
Г о л о с П т и ц ы. Через двор, направо.
М у ш а т проходит направо, туда, где стоит статуя гнома.
С е в а с т и ц а. Пусть душа ее отделится от тела.
Г о л о с П т и ц ы. Господин доктор Стамбулиу Василе.
Появляется С т а м б у л и у.
С т а м б у л и у. Доброе утро.
С е в а с т и ц а (почти кричит). Радуйся, земля, ты получишь красивый цветок…
Г о л о с П т и ц ы (быстро). Господин Константин Ирос… Господин Мирон Давид…
Они оба идут к гному.
Господин Доминик Берчану.
Проходит Б е р ч а н у.
С е в а с т и ц а (продолжает свой разговор тихо). …но не цвести он будет, а тлеть…
Г о л о с П т и ц ы. Отец Изидор…
Проходит И з и д о р.
С е в а с т и ц а. Иди сюда, Мария.
Появляется М а р и я.
Я принесла твою сигарету, я сохранила ее. (Протягивает сигарету.) Это было твое последнее желание…