— Я бы не смог дать точный ответ на этот вопрос. Да и не хочу его давать в интервью, поскольку не дал его в пьесе. Вполне возможно, что убийство мнимого любовника — это горькое признание собственной пустоты и попытка уничтожить в себе эту пустоту, вы это очень хорошо сформулировали. А может быть, это расправа с собственным воображением, создавшим ложный образ человека, оказавшегося никчемным и мелким. И если все это играть на сцене в чисто реалистическом ключе, можно допустить, что совершается убийство ничтожества, пустого места, мыльного пузыря, претендующего на роль мужчины. Я не хочу решать этот вопрос однозначно. И, наверное, режиссеру тоже не стоит настаивать на одном каком-то решении. Зритель обязательно выберет ответ, ведь ответ содержится в каждом из высказанных выше предположений. Семейная жизнь не удовлетворяет мою героиню, она не способна понять заботы близкого человека, разобраться в своем собственном существовании… Разве эти проблемы могут иметь одно решение? Если бы все обстояло так просто, пьеса не вышла бы за рамки банальной семейной драмы.
— В пьесе «Хория» вы рассматриваете взаимоотношения двоих, чья любовь, казалось бы, не прошла проверку временем. В пьесе «Эти грустные ангелы» двое — Сильвия и Ион — только начинают жизнь, их любви, если это любовь, предстоит преодолеть много препятствий, серьезных испытаний. Вообще мне представляется, что молодой герой — любимый герой ваших произведений. Чем объясняется ваш интерес к молодежи? Может быть, чем моложе человек, тем чище и благороднее его намерения, а его душа, как сейсмограф, реагирует на окружающую жизнь?
— Скорее всего, так оно и есть. Но молодой герой для меня не обязательно тот, кому двадцать лет. Дело не в биологическом возрасте, а в способности человека удивляться. Удивляться всему, что происходит вокруг, и иметь мнение по любому вопросу. В этом моем утверждении тоже нет ничего нового. Для меня, например, шекспировский Лир — молод: он восстает, когда оказывается свидетелем того, как искажаются нравственные основы окружающего его мира.
— Может быть, молодой герой близок вам потому, что именно он умеет смотреть на жизнь непредвзятым взглядом, именно он умеет остро формулировать сложные жизненные проблемы? Я имею в виду ваших молодых героев Иона и Сильвию.
— Безусловно. Новая генерация всегда строго судит поколение, которое ей предшествовало. Это не означает, что дети сумеют добиться всего, что не удалось сделать их родителям. Жизнь обязательно внесет свои коррективы. Молодой человек интересен мне остротой восприятия мира — без клише и без рутины. Но может так случиться, что и зрелый герой остается молодым, благодаря молодым вопросам, которые он задает миру.
— Как вы считаете — вопросы, поднятые пьесой «Эти грустные ангелы», которые волновали молодежь 60—70-х годов, волнуют сегодняшнюю молодежь тоже?
— Я бы хотел, чтобы это было так, и был бы счастлив, если бы в ней оказались затронутыми проблемы, которые будут волновать людей двухтысячного года. Ведь если искусство не содержит в себе вечных вопросов — то какое же это искусство? Мне бы совсем не хотелось, чтобы моих героев можно было оставить в каком-то определенном десятилетии. Мои герои задают вопросы не только окружающим, но в первую очередь самим себе, их вопросы амбивалентны — обращены к миру и к себе, к себе в первую очередь. Молодые судят себя по самому строгому счету. Они задаются вопросом, как надо жить, и остро переживают любое отступление от нравственных заповедей. Главное для них — сохранить высокий уровень человеческих отношений.
— Ну а если говорить конкретно — об Ионе и Сильвии, героях «Грустных ангелов», их порыв к чистоте постоянно наталкивается на глухую стену непонимания. Все учат их «жить», то есть к жизни приспособиться, в ней преуспеть. Но они дорожат своей верой в идеал, не желают от него отказываться. Это помогает им пережить поражение. В связи с этим у меня возникает вопрос: является ли Ион носителем мыслей автора?
— Как знать? Я не думаю, что автор должен дирижировать своими героями, дергать их за веревочки. Писатель должен для себя сформулировать собственную точку зрения, а потом предоставить персонажам говорить каждому от своего имени. И знаете, мне кажется, самое существенное для автора — суметь стать зрителем и самому проверить, не стыдно ли ему слушать, что говорят созданные им персонажи.