С е в а с т и ц а. И табак.
Д а в и д. Терпение и табак. (Дает ей пачку сигарет.)
С е в а с т и ц а. Табак у меня есть, а вот терпение кончилось. (Уходит.)
Д а в и д (Иросу). Я не разделяю вашего пристрастия исповедоваться какой-то бабе…
И р о с. Я не исповедовался.
Д а в и д. Мне не понятна ваша слабость — унижать себя перед нею. (Показывает на Марию.) Не отрицайте — это уже было, и не раз.
И р о с. Всему виной мой склероз.
Д а в и д. Вы считаете?
И р о с. Я считаю так, как считаете вы. Не отрицайте!
М а р и я (с искренним восхищением). Вы необыкновенные. Когда вы становитесь такими, какие есть, вы просто необыкновенные!
Д а в и д. Это страх, барышня! От страха ты видишь нас необыкновенными, ведь ты видишь мир иначе, нежели мы, живые.
М а р и я. Но я еще не умерла!
Д а в и д. Ты умерла давно, в ту минуту, когда тебя осудили. Ты — гость издалека, пришелец в этот мир, который вот уже восемь месяцев тебе не принадлежит. (Уходит.)
М а р и я. Какие вы деликатные: делаете все, чтобы облегчить мне душу, помогаете возненавидеть вас. (Иросу.) Сами себя разоблачаете… Зачем все это? К чему столько заботы обо мне? Почему вы больше не вздергиваете людей на дыбу? Вы уже не те, какими были раньше, не стегаете кнутом, не срываете ногтей, не отрезаете язык — вы потеряли форму, выдохлись, и гильотина у вас не такая, как прежде, и виселица никуда не годится, да и палач в измятой униформе! Ужасно! Вы обленились!
И р о с. Вы нас с кем-то путаете, госпожа.
М а р и я. Нет, господин, я вас ни с кем не путаю. Вы обленились! Вам стыдно! Позор какой. У вас появились комплексы. Вы отмываете камни, на которых запеклась кровь. Это же унизительно, бедняги вы этакие. Вы дилетанты. И психология у вас дилетантов.
И з и д о р. Ты ни во что не веришь. Теперь я спокоен. Ты уйдешь в монастырь. (Уходит.)
Торопливо входит Д а в и д.
Д а в и д (Марии). Быстро рассказывай о своих, и ты свободна. Ну хотя бы кое-что… Опиши чью-нибудь походку, цвет глаз, волос, не заикается ли кто, любую деталь…
М а р и я. …чтобы предать?
Д а в и д. Давай я помогу тебе…
Берет руку Марии, слегка зажимает пальцы дверью.
М а р и я. Это мне знакомо…
Д а в и д. Не скажешь? (Плотнее прикрывает дверь.)
М а р и я. Мне нечего сказать.
Д а в и д. Ты создана для любви, в твои годы ходят на пляж, на танцы, здесь тебе не место.
М а р и я. Я знаю.
Д а в и д. Какие поручения ты выполняла в организации?
М а р и я. В какой организации?
Д а в и д (плотнее закрывает дверь). Итак, первое поручение — отрицать существование организации!
Берет Марию за руку и ведет к стене.
Повернись лицом к стене!
Мария выполняет приказание.
Ты составляла и распространяла листовки! Говори. (Спокойно.) Я ведь могу убить тебя.
М а р и я. Знаю.
Д а в и д (тихо). Руки вверх!
Давид стреляет, пуля попадает в стену справа от Марии, совсем рядом.
Итак, твое политическое задание?
М а р и я. Мое главное политическое задание — ни с кем не говорить о политике.
Д а в и д. Тебе лучше признаться, иначе… Если ты не признаешься, мой начальник — не этот хрыч Ирос — пошлет меня на фронт, поскольку я ни на что другое не годен! Он меня предупредил. Тебя обвиняют в коммунистической пропаганде против государства, против войны…
М а р и я. Знаю.
Д а в и д. За распространение листовок приговаривают к высшей мере!
Снова стреляет, пуля попадает в стену совсем рядом с Марией.
М а р и я. Знаю. Не стреляй, ты хочешь, чтобы страх пробрал меня до костей и чтобы я потеряла ребенка. (Истерично.) Мне нечего сказать — я уже заявила об этом! Вы инсценировали мою смерть, чтобы поймать их, но я не знаю, кто они… Оставь меня в покое, закон запрещает убивать беременных…
Д а в и д. Ты знаешь все законы — так почему не подчиняешься им?
Стреляет чуть выше ее головы.
М а р и я (обессиленная). Ты хочешь убить его во мне? Остаться невиновным, поскольку не коснулся его даже взглядом?
Появляется П т и ц а.
Не трогайте моего ребенка! Не убивайте его…