— Что я слышу, — Дарэм в притворном изумлении приподняла брови, и из горла ее вырвался короткий, злой смешок. — Ваше Сиятельство изволит произносить вслух слово «выбор», применяя его по отношению ко мне? Честное слово, это было бы забавно, если бы не было настолько похоже на издевательство. Знал бы ты, как я жалею, что мы не в моем мире, и я не могу швырнуть развоплощающей печатью прямо в твое наглое, самодовольное лицо!
— Увы, — граф вздохнул и, выпрямившись, развел руками. — Мы вовсе не в твоем мире, Нази, а значит, придется смириться с тем, что мое воплощение тебе не по зубам. По крайней мере, пока.
Дарэм скривилась и надолго замолчала, погрузившись в собственные мысли. Фон Кролок буквально чувствовал ту внутреннюю борьбу, которая в этот момент происходила в душе ныне покойного некроманта, и надеялся на то, что его собственных знаний о пытливой и упрямой натуре Нази достаточно, чтобы предсказать ее исход.
— Ну, это лишь вопрос времени, Ваше Сиятельство, — наконец, бросила женщина, поднимаясь на ноги, и непримиримо посмотрела на графа снизу вверх. — Полагаю, что при определенном упорстве и вашей посильной помощи мне удастся изменить степень вашей недосягаемости.
— Очень может статься, Нази, — не стал спорить с ней фон Кролок, испытавший в эту секунду нечто, подозрительно напоминающее облегчение.
Чувствуя, что продолжать этот, с самого начала бывший неприятным, разговор у нее попросту не осталось сил, Дарэм повернулась, чтобы уйти, однако на несколько мгновений остановилась, держась рукой за спинку своего кресла, собираясь с духом.
«Для начала твердо усвой, что ты больше не человек».
— Если можно, комнату в ночное время я хотела бы сохранить за собой. Что же касается дня… попросите Куколя подыскать для меня соответствующий гроб, — сказала она и, не дожидаясь ответа, быстро вышла из библиотеки, тихо притворив за собой дверь.
Комментарий к Фаза 1. Отрицание
1. Герберт ссылается на главного персонажа комедии «Скупой» за авторством небезызвестного Жан-Батиста Поклена (Мольера)
========== Фаза 2. Гнев ==========
Когда б на то случилась ваша воля,
Гореть бы верно мне на медленном огне.
Вы ненавидите меня до боли,
И это весело вдвойне.
Майя Котовская
Несмотря на довольно широкую изученность охотничьих повадок, боевых способностей и уязвимых мест высших немертвых, как одного из подвидов одушевленной, антропоморфной нежити, их бытность так и оставалась для некромантов и демонологов тайной за семью печатями, поскольку в подавляющем большинстве случаев смертные специалисты сталкивались с носферату исключительно в те моменты, когда требовалось ликвидировать очередной экземпляр, по вполне понятным причинам имеющий ряд весьма серьезных возражений касательно данного вопроса. Дарэм знала о нескольких случаях в истории своего родного мира, когда особенно преданные делу ученые предлагали высшим вампирам сотрудничество во благо науки, однако, судя по тому, что никаких исследований после себя подобные энтузиасты не оставили, либо немертвые отвечали категорическим отказом, либо, что вернее, незадачливые парламентеры с переговоров так и не возвращались, из категории дипломатов быстро переходя в категорию дармового ужина. А посему, все, что оставалось ученым — вскрывать упокоенные вампирские трупы, разбирая их на детали и пытаясь выудить из этого процесса хоть какую-то новую для себя информацию.
Прямое столкновение с бодрствующим носферату вообще относилось к разряду крайне тяжких случаев в боевой некромантии — «загоняли» их не меньше чем тройкой, плюсуя к ней минимум двух обученных менталистов и двух храмовников. Изворотливые и осторожные твари, мало того, что обладали огромной силой, скоростью и умением «бить по мозгам», так еще и разум у них, в отличие от тех же упырей, стрыг, химер и мантикор, был вполне человеческий. Хуже объявившегося в округе высшего вампира был, разве что, призыв очередным доморощенным фанатиком какого-нибудь демона.
Официальная литература описывала носферату, как существ асоциальных, не склонных к консолидации в рамках своего вида, хитрых, безжалостных и обладающих повышенной агрессивностью, имеющих седьмой уровень опасности в спящем состоянии и аж второй — в бодрствующем. Однако даже внутри Ордена эта информация считалась лишь условно достоверной и весьма поверхностной. Так что за возможность понаблюдать за немертвыми в, так сказать, состоянии покоя любой аналитик, пожалуй, готов был бы отдать если не все, то очень и очень многое.
И было что-то паскудно ироничное в том, что подобный шанс представился не кому-то из теоретиков, а Нази Дарэм, всю свою жизнь бывшей «полевым» сотрудником — одним из сотен закованных в серое солдатиков на службе орденской махины, гибнущих десятками ради того, чтобы на их место пришли новые. Ироничнее, пожалуй, могло быть лишь то, что восемь недель созерцания маленького, но вполне устоявшегося вампирского социума дали в хладные руки бывшего некроманта информации в десятки раз больше, чем содержалось в любых письменных источниках, однако разделить это знание ей было решительно не с кем. Орден, как и вся ее прежняя жизнь, остался где-то в другой ветке пространства, и связи с ним по техническим причинам у Нази не было. Что, впрочем, не мешало ей смотреть, анализировать и делать выводы. Пускай не в научных, а во вполне прикладных целях.
Вот и сейчас, привалившись спиной к боку внушительного каменного гроба, Дарэм про себя отсчитывала минуты, жалея о том, что в распоряжении у нее нет хронометра. В семействе Кролоков часы вообще были не в чести — что граф, что виконт обладали прекрасным ощущением времени и способны были навскидку выдать результат с точностью до четверти часа. Как заверил ее старший фон Кролок, это чувство временного ритма вырабатывалось лишь с годами, так что Дарэм приходилось пока довольствоваться мысленным счетом.
Примерно девять минут.
Нази в очередной раз подумала, не обратиться ли ей к графу с просьбой о карманном хронометре, и в очередной же раз отложила эту мысль на потом. Во многом потому, что была уверена — фон Кролок его действительно закажет и даже вопросов никаких задавать не станет. Дарэм прекрасно понимала, что проблемы материального характера — последний и самый, наверное, смехотворный вопрос, о котором ей стоило бы печься в сложившихся обстоятельствах, но сама мысль, что, обитая в доме Кролока, она является не только вампиром, но еще и иждивенцем, существующим исключительно за графский счет, ей категорически не нравилась. И попытки убедить себя, что все это в любом случае проходит по статье «моральной компенсации», не слишком-то помогали, равно как и не раз продемонстрированная еще при ее жизни фон Кролоковская щедрость. Граф вообще относился к финансам с непоколебимым спокойствием аристократа, способного расходовать их не глядя, странным образом сочетая этот подход с воистину казначейской скрупулёзностью — Кролок всегда точно знал, когда, на что и в каком количестве были потрачены его деньги. Знал и плевать на это хотел, ведя учет не для того, чтобы экономить средства, а для того, чтобы полностью контролировать их движение. Он вообще чертовски любил контролировать абсолютно все, до чего способен был дотянуться.