До заката солнца Давыдов и Шалый разобрали в кузнице пулемёт, тщательно прочистили, смазали. А в сумерках в предвечерней ласковой тишине за Гремячим Логом пулемёт зарокотал — воинственно и грозно. Одна длинная очередь, две коротких, ещё одна длинная, и опять — тишина над хутором, над отдыхающей после дневного жара степью, пряно пахнущей увядшими травами, нагретым чернозёмом.
Давыдов поднялся с земли, тихо сказал:
— Хорошая машинка! Машинка хоть куда!
В ответ ему гневно забасил Шалый:
— Зараз же пойдём к Островнову, возьмём щупы и весь его баз и все забазья излазим! И в доме у него учиним поголовный обыск, хватит в зубы ему заглядывать.
— Ты с ума спятил, старик! — холодно отозвался Давыдов. — Кто же это нам разрешит производить самочинные обыски и будоражить весь хутор? Нет, ты просто спятил с ума, факт!
— Ежели у Рваного мы пулемёт нашли, то у Островнова где-нибудь на гумне трёхдюймовка зарыта! И не я с ума сошёл, а ты оказываешься умным дураком, вот что я тебе скажу начистоту! Погоди, придёт время, откопает Лукич свою пушку да как шарахнет по твоей квартире прямой наводкой, тогда будет тебе факт!
Давыдов расхохотался, хотел обнять старика, но тот круто повернулся, плюнул с великим ожесточением и, не прощаясь, бормоча ругательства, зашагал к хутору.
