— Ты прав, — киваю я.
Положив голову ему на грудь, я позволяю ему покачивать меня в такт музыке, а сама обращаю внимание на то, где танцуют Авраам и Диди. Она хихикает над чем-то, что сказал Авраам, и ухмыляется до ушей.
Я обхватываю руками талию Амона, крепко прижимаясь к нему, нуждаясь в тепле его тела и поддержке его присутствия.
— Не грусти, моя Лиззи. Я найду способ все исправить, — шепчет он мне в волосы.
Как всегда, если Амон говорит, что все исправит, я знаю, что так и будет. В конце концов, он никогда не разочаровывал меня в прошлом.
Праздник длится еще несколько часов, и Амона приглашают на импровизированную сцену, чтобы произнести небольшую речь, которую он посвящает мне, заставляя меня краснеть с головы до ног.
Но когда все подходит к концу, мы все начинаем собираться домой на ужин.
К счастью, я попросила Эстер, нашего повара, приготовить еду к более позднему часу.
Когда мы приходим домой, я просто прошу ее принести еду в столовую, что она тут же и делает.
— Я соскучилась по таким семейным праздникам, — говорю я, оглядывая стол. Все присутствуют, даже Авель, который в очередной раз удивил нас тем, что вернулся домой и сел ужинать.
— Можно мне еще картошки? — Диди хлопает ресницами.
— У кого ты этому научилась? — усмехаюсь я, добавляя в ее тарелку еще картофеля.
— У тебя, — говорит она с укором. — Ты всегда так делаешь, когда папа рядом, и он делает все, что ты скажешь, разве это не так?
Она смотрит на Амона, чтобы подтвердить свои слова.
Мои глаза расширяются, и я тоже поворачиваюсь к нему.
Его губы кривятся, он едва сдерживает свое веселье.
— Она права, — пожимает он плечами. — Тебе достаточно бросить на меня один из этих взглядов, и я твой слуга.
Немного смущенная и довольно обижена, я перевожу взгляд с одного на другого.
— Вы двое вместе замышляете против меня, не так ли?
— Кто? Мы? — Амон поднимает руки вверх, то же самое делает и Диди.
Выпустив небольшой смешок, я покачала головой, глядя на их выходки.
— Как насчет этого, — внезапно выпрямляю я спину.
— Можно мне еще бокал вина, дорогой? — спрашиваю я, наклоняясь к нему и хлопая ресницами.
— Вот видишь, именно так все и делается, — серьезно говорит он, наполняя мой бокал до краев.
Мы все смеемся, все, кроме Авеля, который наблюдает за нами с нескрытым презрением.
До конца ужина я стараюсь не обращать на него внимания, хотя это не помогает справиться с тяжелым чувством на сердце.
— Давайте удалимся в гостиную. Мы можем поиграть в карты, что скажете?
Я сжимаю руки в кулаки, обращаясь к ним после ужина.
Все, кроме Авеля, соглашаются. Увидев, что он вышел, Амон идет следом, чтобы поговорить с ним.
— Пойдемте, начнем без них, — говорю я Диди, когда мы втроем направляемся в гостиную.
Но как только Лидия садится рядом со мной, она хватает меня за руку, сжимая ее в смертельной хватке.
— Не отдавай ему это, — шепчет она. — Не отдавай ему, пожалуйста.
— Что…
Повернувшись ко мне, она одаривает меня самой печальной улыбкой, которую я когда-либо видела, и бросается ко мне, крепко обнимая меня.
— Это не твоя вина, мама. Пожалуйста, не вини себя. Со мной все будет хорошо. Даже если будет больно, я буду в порядке.
— Диди, о чем ты говоришь? — спрашиваю я, внезапно встревожившись. — Что болит? Что случилось? Что ты видела?
Она медленно качает головой.
— Я люблю тебя, Авраам. Ты самый лучший брат на свете, — вдруг говорит она ему, застав его врасплох.
— Я?
Он ошеломленно смотрит на нее, но потом исправляется.
— Я тоже тебя люблю, кошечка.
— Почему бы тебе не поиграть с ним немного, пока я найду твоего отца, — мягко говорю я ей, пытаясь скрыть бурю, которая нарастает внутри меня.
Сказать, что ее слова испугали меня, было бы преуменьшением. Я уверена, что она видела что-то плохое и не хочет со мной этим делиться.
Поднявшись, я улыбнулся им обоим и направился к кабинету Амона.
Но не успеваю я дойти до него, как меня останавливает раздавшийся в коридоре голос Авеля.
— Тогда я хочу увидеть, как ты расскажешь Элизабет правду. Расскажи ей, — дразнит он.
— Расскажи ей, как ты убил моих родителей, потому что я знаю, что это был ты, — обвиняет он.
Я в шоке подношу руку ко рту.
— Ты не понимаешь, Авель, — пытается вмешаться Амон, но Авель не дает ему договорить, продолжая.
— Ты забыл одну маленькую деталь, папа. Я был там в ту ночь. Я видел аварию и все, что произошло. Я видел тебя.
— Ты ничего не мог видеть, Авель...
Голоса затихают, когда раздается громкий стук закрывающейся двери.
Боясь, что меня уличат в подслушивании, я отворачиваюсь, но едва успеваю осмыслить услышанное.
Это нелепо. Слишком нелепо.
Откуда у Авеля могла взяться мысль, что за смертью Оливии и Джонатана стоит Амон?
Он не мог.
Да и мог ли?

Прошло три дня, а я так и не смогла отойти от услышанного.
Дело не в том, что я не доверяю своему мужу, так я себе говорю. Я знаю, что он способен на такое. Чтобы доставить мне удовольствие, я знаю, что он это сделает.
Вдобавок ко всему, я измучена тем, что выстраиваю ментальную защиту, чтобы он не видел того, что меня беспокоит. По крайней мере, до тех пор, пока я не стану лучше владеть своими эмоциями.
В тот день, рано утром, я решаю выйти из дома на минутку и побыть наедине со своими мыслями. Но так как идти мне больше некуда, я наведываюсь в церковь.
На удивление, она пуста.
Когда я вхожу внутрь, мой взгляд падает на орган в конце прохода, и не успеваю я опомниться, как ноги сами ведут меня в том направлении.
Присев, я неуверенно кладу пальцы на клавиши, и богатый звук гулко разносится по всей церкви.
В том, как басы заполняют все мое существо, есть что-то меланхоличное, но я нахожусь в такой ситуации, когда даже музыка не может помочь моему сердцу.
Мог ли Амон совершить нечто подобное? Иначе почему Авель обвинил его в этом?
Правда, он был единственным, кто выжил в карете, унесшей жизни моей сестры и ее мужа, но он ни разу не намекнул, что дело было в чем-то другом.
Что Амон мог быть виновен в этом.
И все же я до сих пор не могу поверить, что он мог это сделать.
Он обещал мне, что никогда не причинит вреда моей семье. А мой Амон никогда бы не отказался от своего обещания. В этом я абсолютно уверена.
Да, киваю я себе, продолжая играть.
Обвинять Амона в этом бессмысленно, так как он никак не мог этого сделать.
Наверное, Авель ошибся.
В то же время, почему он обвиняет Амона именно сейчас? Это новая стратегия, чтобы внести разлад в семью?
Усталый вздох вырывается из меня, все сожаления накапливаются.
Господи, но где же мы с ним ошиблись?
Почему он так ненавидит нас, ведь мы хотели дать ему только любовь и семью?
Что мы могли сделать такого, что он нас так ненавидит?
Слезы текут по моим щекам, когда я вспоминаю, как он рос и становился все более и более отстраненным, пока даже вежливые слова, которые он говорил, чтобы успокоить нас, не превратились в завуалированные оскорбления. Каждый раз, когда он говорил что-то подобное, он каждый раз разбивал мне сердце еще больше.
Но сейчас? Дойти до того, чтобы обвинить Амона в таком чудовищном преступлении?
Ясно, что с этим надо что-то делать. Я бы не хотела, чтобы подобные слухи дошли до ушей Диди или вызвали у Авраама хоть малейшее сомнение.
Я погружаюсь в свои мысли и с трудом осознаю, что в церкви присутствует еще один человек.
Повернувшись к входу, я вижу, как мой муж неуверенно входит внутрь.
— Лиззи? — тихо спрашивает он.
Мои пальцы замирают на клавишах.
— Почему ты плачешь? Что случилось? — говорит он, глядя на меня.
Я легонько качаю головой.
Но когда я смотрю на него, сомнения снова одолевают меня.
— Амон, — говорю я влажными губами. — У меня есть один вопрос, и, пожалуйста, ответь на него правдиво.
Он удивленно моргает.
Господи, я чувствую себя виноватой, просто думая об этом, но произнести это вслух? Каким-то образом это волеизъявление, и сомнения, и утверждения, становится реальностью.
— Я слышала, как ты спорил с Авелем несколько дней назад, — начинаю я, полностью поворачиваясь к нему и судорожно сжимая пальцы на коленях.
Его глаза вспыхивают тревогой.
— Что ты слышала? — медленно, методично произносит он.
Однако, приглядевшись к нему, я понимаю, что у него есть признаки паники. Боже, я знаю этого человека лучше, чем саму себя.
— Почему Авель сказал, что ты убил Оливию и Джонатана? Откуда у него вообще такая идея?
Он все еще смотрит мне в глаза, не отвечая. Просто... наблюдает за мной.