Нет... Амон... Он в безопасности? Он...
— Ты все не так понял, Авель. Пожалуйста, позволь нам объяснить. Амон не...
— Не является кем? Убийца? Демон? Гребаная злобная сущность, которая убила наших родителей только потому, что могла? Ты сошла с ума, если думаешь, что я буду слушать все, что ты скажешь, Элизабет, — говорит он мне с укором.
— Мама, что, черт возьми, происходит?
Взгляд Авраама в замешательстве мечется между нами двумя.
— Да, мама. Расскажи все своему драгоценному сыну. Скажи ему, что ты защищала демона, что ты заставила его звать отцом настоящего убийцу наших родителей!
— Откуда, ради Бога, ты это услышал? Кто тебе сказал, ведь все, что ты думаешь, что знаешь, неверно, — буркнула я, мне надоело слышать, как Амона называют демоном, хотя он таковым не является.
— Мне сказали Кресс и Финн, — самодовольно отвечает он. — Они мне все рассказали.
Что?
— Они также рассказали мне секрет твоей нестареющей внешности, — продолжает он.
— О чем ты говоришь?
Я хмурюсь.
Он кивает на мою шею, на ожерелье, которое я ношу.
— Ты все не так понял, Авель. Если ты позволишь мне объяснить, — я делаю глубокий вдох, стараясь держать голову прямо.
Но после всего, что произошло, я чувствую, что ускользаю от него секунда за секундой.
— Я не хочу никаких объяснений, — кричит он. — Я ничего не хочу! Вы уже убили моих родителей. Неужели ты думаешь, что их можно вернуть? Что ты можешь просто вернуть мне годы, которые я потерял вместе с ними? Нет! Так не бывает.
Я отшатываюсь от его тона, по спине пробегает дрожь страха.
Авраам подходит ко мне и, несмотря на явное замешательство на его лице, хватает меня за руку, крепко сжимая.
— Ты с ума сошел, Авель, — говорит ему брат. — Не могу поверить, что не заметил этого раньше. Все это время ты дрейфовал все дальше и дальше, а я даже не заметил...
— Я сошел с ума? — смеется он.
— О, как ты ошибаешься, брат, — качает он головой.
Достав из пальто нож, он размахивает им, на его лице появляется больная улыбка.
— Если я такой сумасшедший, то твоя мама должна истечь кровью, если я сделаю это, не так ли? — говорит он, и прежде чем я успеваю понять, что он хочет сделать, нож вонзается мне в плечо.
Я корчусь от боли, но, стиснув зубы, хватаюсь за рукоятку и выдергиваю его из своей плоти.
Когда он с грохотом падает на пол, моя кожа начинает срастаться.
Авраам смотрит на меня с шоком в глазах.
— Но… Но... — заикается он.
Авель с самодовольным выражением лица подходит ближе.
— У нее не должно быть никаких способностей, не так ли? Так говорила бабушка. А у нее есть.
— Но как? — ошеломленно спрашивает Авраам.
— От демона, конечно, — усмехается он. — Потому что она шлюха демона, вот кто она. Гребаная поклонница сатаны.
— Чего ты хочешь, Авель? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. Хотя рана затягивается, физическая боль все еще остается, как и та, что в сердце, где меня словно снова и снова режут ножом.
— Все просто. Око за око, — улыбается он. — И еще кое-что.
Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, Авель хватает Авраама за шиворот, оттаскивает его назад и сжимает в объятиях. Серебро сверкает на свету, когда он приставляет клинок к горлу брата.
Мои глаза расширяются в тревоге.
— Что ты делаешь... — шепчу я в шоке. — Он твой брат.
— Он пустая трата времени. Как и ты, — насмехается он.
— Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста! Отпусти Авраама. Твои претензии ко мне, а не к нему, — умоляю я.
— Отпусти меня, — Авраам борется в своих объятиях, но почему-то он не может сравниться с Авелем.
Как?
Когда Авель стал таким сильным? Как он вообще узнал все эти вещи? Как, если некоторые из них были известны только мне и Амону?
Боже, но я не должна была прогонять Амона.
Он бы справился с этим. И в последней попытке спасти то, что осталось от нашей семьи, я шепчу его имя, зная, что он придет ко мне.
— Амон. Приди.
Я знаю, что его появление вопрос нескольких секунд. А до тех пор я должна сама разобраться с Авелем.
— Отпусти Авраама, — медленно говорю я, делая шаг вперед и не сводя с него глаз.
— Я могу. За определенную цену, — вдруг говорит он.
— Цену? Что угодно, — с готовностью соглашаюсь я.
Мои глаза встречаются с глазами Авраама, и я вижу боль и смятение, которые в них живут. Мой Авраам всегда отличался мягким характером, и попасть в такое положение из-за собственного брата, наверное, очень больно.
Если я смогу задержать его до прихода Амона, я сделаю все, что угодно.
— Твое ожерелье. Мне нужно твое ожерелье, — с усмешкой требует он. — Я знаю, что его нужно отдать по собственной воле, так что не пытайся меня обмануть. Подари ожерелье мне, и я оставлю его в живых.
Мои глаза расширились от возмущения. Как он мог узнать об ожерелье?
— Он же твой брат, Авель! — восклицаю я, не в силах поверить, что он готов убить своего родную кровь.
— У меня нет семьи, Элизабет. Ты забрала ее у меня. Теперь у меня нет ничего!
Его клинок касается шеи Авраама, проливается капля крови. Я чувствую, как меня охватывает паника.
Амон, Амон, где ты? Пожалуйста, приди!
Проходят секунды, а мужа все нет и нет, и Авраам по-прежнему в опасности. И я знаю, что Авель имеет в виду именно это. В его глазах царит безумие, самодовольная убежденность, которой он оправдывает свои действия.
Почему-то я уверена, что он готов причинить вред своему брату, чтобы получить желаемое.
— Хорошо. Я отдам его тебе. Но ты обещаешь отпустить его?
— Справедливый обмен, как я уже сказал.
У меня нет времени думать о том, какие последствия может повлечь за собой передача ожерелья — источника всех моих сил. Однако в данный момент Авраам важнее всего этого. Он единственный, кто имеет значение.
Поднеся руки к шее, я расстегиваю ожерелье и снимаю его.
Сразу же кружится голова от разлуки с такой неотъемлемой частью себя, а душа плачет от того, что она снова раздроблена.
— Вот, — протягиваю я руку. — Оно дано тебе добровольно. А теперь, пожалуйста, отпустите Авраама.
— Уговор есть уговор, — кивает он сам себе, сильно подталкивая Авраама, как только он вырывает ожерелье из моей руки.
Я быстро делаю шаг в сторону Авраама, но едва я делаю шаг, как в церкви раздается придушенный крик.
— Нет, — качаю я головой, глядя на кровь, проливающуюся на землю.
Стоя на коленях, Авраам все еще смотрит на меня, а из пореза на его шее хлещет кровь. Лезвие испачкано его кровью, Авель машет им туда-сюда, выглядя слишком довольным собой.
— Нет, нет, нет! — кричу я, внутри меня вспыхивает страх, не похожий ни на какой другой.
В панике я бросаюсь к нему, закрываю руками рану, пытаясь остановить кровь.
Где ты, Амон? Наш сын умирает! Он…
— Ма…
Авраам пытается говорить, слова очевидны, но так и не доходят до моих ушей, прежде чем он падает на меня.
Его дыхание остановилось. Его пульс исчез.
Он... мертв.
Дикий вопль вырывается из моих губ, когда я прижимаюсь к нему, желая всеми силами спасти его, вернуть ему дыхание и жизненную силу.
Но я не могу.
Мои силы ушли.
Мои способности ограничены.
Я абсолютно бесполезна, глядя в безжизненное лицо своего сына, его глаза все еще открыты, губы разошлись в такт словам, которые никогда не вырвутся, которые я больше никогда не услышу.
За всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя таким беспомощной, как в этот момент. Что толку от того, что у тебя есть вся власть в мире, но ты все равно бессильна?
— Авраам, пожалуйста, не надо, — шепчу я, мой голос становится неустойчивым, когда я возвращаю его к жизни.
— Пожалуйста, мой малыш. Не умирай из-за меня. Пожалуйста, — умоляю я, но никто не слышит моей молитвы.
Нет Бога. Ни Богов. Никаких божеств. Нет ничего, кроме этой ноющей пустоты, которая образуется в моем сердце.
Даже если бы Амон пришел сейчас, он не смог бы ничего сделать. Даже у него нет такой силы.
Авраам мертв. Он... мертв.
— Что ты наделал, Авель? — спрашиваю я страдальческим шепотом.— Что… Как...
Я никогда не думала, что мое сердце способно выдержать такую боль, но, прижимая к груди мертвого ребенка, мне хочется завыть от боли.
— Как ты мог...
Слезы застилают мне глаза, когда я обнимаю его еще крепче.
Он не может быть мертв.
Нет, мой сын не может быть мертв.
Я мысленно повторяю эту фразу, думая, что, может быть, мне удастся воплотить ее в жизнь.
— Я просто исправляю твои ошибки, мама, — смеется он, глядя на лежащего на земле брата. Повесив ожерелье на шею, он делает глубокий вдох и снова смотрит на меня.
— Я прокладываю путь к новому будущему. Ковен признает меня и мои новые силы. И они склонятся передо мной, — продолжает он, и я начинаю понимать его план.