— Лжешь, — огрызается она, снова встречаясь со мной взглядом.
Но на этот раз, когда она пытается нанести мне удар, я направляю свою силу на поверхность, и вся моя кожа становится наэлектризованной, что, похоже, заставляет ее остановиться.
— Аристол видел тебя, глупая девчонка. Он видел тебя на своей вечеринке под руку с мужчиной.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — продолжаю я.
Она неумолимо врывается в кабинет, потом на кухню, осматривая все вокруг.
— Я знаю, что ты его где-то прячешь. Кто он?
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, мама.
— Значит, это просто совпадение, что Аристол видит кого-то, кто выглядит точно так же, как ты, а потом два моих друга погибают самым ужасным образом? — кричит она на меня, на ее виске пульсирует вена.
— Я… я не знаю, о чем ты говоришь. Клянусь, — вру я, скромно потупившись.
Но когда она решает подняться наверх, в мою спальню, паника берет верх.
Амон доверил мне это! Он доверил мне свою жизнь, причем в самом уязвимом ее состоянии. Я не могу его подвести.
Я даже не знаю, на что способна моя мать. Она может знать о моих способностях, но я ничего не знаю о ее.
— Мама, остановись на минутку и объясни мне внятно, что этот мужчина думает, что он видел. Нелепо, что ты решила, что это я, ведь я не выходила из этого дома уже более десяти лет, — кричу я, поднимаясь за ней по лестнице.
Паника поднимается в моей груди, я спешу и становлюсь перед ней так, чтобы она не смогла открыть дверь в спальню.
— Мне показалось странным, когда Мели попросила дополнительную еду, но тогда все логично, если ты приютила какого-то бродягу. Что он тебе сказал, Села? Какими идиотизмами он забивал тебе голову, чтобы ты позволила ему сделать что-то подобное?
— Я не понимаю, о чем ты, мама.
— Никто другой не стал бы так нападать на Ганса и Андреа, — шипит она. — Кто еще мог знать о них?
— Я-я не знаю, другие их жертвы? — добавляю я резко. — Не могу же я быть единственной, на ком они ставили эксперименты.
— Эксперимент? Это мое подтверждение, — с отвращением качает она головой. — Только кто-то другой мог ввести это слово в твой лексикон. И я требую знать, кто он.
— Никто. Я тебе повторяю. Нет абсолютно никого. Не знаю, что ты услышал от своего друга, но я никогда не выходила из этого дома. Мне страшно сделать хоть шаг во внешний мир, и ты думаешь, что я пойду на какую-то вечеринку? Как?
Ее ноздри раздуваются, и я не успеваю опомниться, как она отталкивает меня в сторону и врывается в спальню.
— Мама, прекрати…
Я в шоке опускаю рот, глядя на пустую комнату, и тут меня охватывает чувство спокойствия.
Он ушел. Амон проснулся и ушел.
— Видишь? Здесь никого нет.
Она издает серию ругательств, прежде чем спуститься вниз. Но когда она уже собирается уходить, она бросает на меня суровый взгляд.
— Это еще не конец. Я знаю, что это была ты. И я знаю, что ты с кем-то работаешь, маленькая неблагодарная сучка. После всего, что я для тебя сделала, и вот как ты мне отплатила? Предав меня? Преследуя моих друзей?
— Но я ничего не сделала, — жалуюсь я.
— У меня пока нет доказательств, но будь уверена, я их получу. И когда я узнаю, кто тот мужчина, которого ты прячешь, ты заплатишь за этот проступок, Села.
Как только она открывает дверь, я вижу перед домом не менее двадцати солдат.
— Что…
— Они будут следить за домом, как внутри, так и снаружи. Ты выбрала неподходящий момент для восстания, Села. И, клянусь Вессаром, я с удовольствием убью этого твоего мужчину.
Пока она отдает приказы воинам, пятеро из них входят в дом, по одному в каждую комнату.
— Мама, это нелепо! Ты пускаешь мужчину в мою спальню. Чтобы он все время стоял там?
— Я тебе не доверяю, — качает она головой. — Жаль, что ты мне еще пригодишься.
Ее слова приводят меня в замешательство, но я не задумываюсь над ними, так как, вернувшись, обнаруживаю, что мой дом полностью занят незнакомцами.
Входная дверь закрывается, и я понимаю, что мама уже ушла, оставив меня разбираться с этими незнакомцами.
Не успели охранники занять свои места, как они падают замертво. Один за другим они тают в луже грязи на полу.
— Скажи мне, что я могу ее убить, — требует он, появляясь, и гнев вырывается из каждой поры его тела. — Скажи, что я могу убить ее за то, что она подняла на тебя руку.
Он протягивает руку, чтобы дотронуться до меня, осторожно поглаживая щеку, по которой ударила моя мать.
— Все не так уж плохо.
— Она хотела, чтобы ты жила с пятью мужчинами. ПЯТЬЮ, Села, — процедил он. — И если бы ты знала, что у них на уме… — глубоко выдыхает он, наклоняясь и прижимаясь лбом к моему.
— Ей было все равно, что она оставит тебя здесь, и что тебя изнасилуют, потому что у этих мужчин на уме было только одно.
От его слов по моему телу пробежала дрожь.
— Спасибо, что уберег меня, — пробормотала я, обнимая его.
— Позволь мне убить ее.
— Я…
И вот так я колеблюсь.
Она — единственная мать, которую я когда-либо знала. Как я могу обречь ее на смерть?
— Нам нужно уходить, — шепчу я. — Я не могу больше оставаться здесь под ее пристальным взглядом. Не в таком состоянии. Не тогда, когда я могу подвергнуть опасности и тебя.
— Но твой дом... твой сад, — он снова вглядывается в мои черты. — Ты оставишь свой любимый сад?
— Это больше не мой дом, — признаюсь я. — Цветы и растения можно пересадить. Дом можно перестроить. Но ощущение дома уже не вернуть. Вот это, — я указала на дом, — перестало быть моим домом с того момента, как ты появился в моей жизни.
Наши взгляды находят друг друга, притягиваются и задерживаются.
Он смотрит на меня, его дыхание учащается, ноздри раздуваются.
— Черт возьми, Села. Из-за тебя я теряю контроль над собой, — прохрипел он.
Я собираюсь спросить его, почему, но в тот момент, когда я открываю рот, его губы захватывают мои, и он целует меня с такой жадностью, что мне кажется, что сердце вот-вот разорвется в моей груди.
Его руки обхватывают мою голову, он наклоняет ее в сторону, чтобы поцеловать меня глубже, пока моя голова не начинает плыть от эйфории, а тело не начинает гудеть от одобрения каждого легкого прикосновения его кожи к моей.
Взяв его руки в свои, я опускаю их к груди, поощряя его к дальнейшим прикосновениям. Он всегда отстранялся, когда наши поцелуи становятся слишком пылкими, но в данном случае этого недостаточно.
— Амон, — хнычу я ему в губы.
Его острые зубы впиваются в мои губы, собирая капельки крови, которые он срывает, засасывая мой язык в рот. Он рычит, прижимая меня к себе так крепко, что я чувствую, как его твердость упирается мне в живот.
Но как только мне кажется, что он собирается зайти еще дальше, чем раньше, он отстраняется от меня. Его глаза полностью черные, он наклоняет голову, уши закладывает от какого-то неслышного звука.
— Солдаты, — вдруг произносит он, с отвращением подергивая губами. — Они близко. Очень близко, Села. Наверное, они использовали маскировочное заклинание.
— Маскировочное заклинание?
— Колдовство, — выплюнул он с таким видом, будто это самая отвратительная вещь. — Мы уже сталкивались с ними в битвах. Значит, поблизости должен быть и колдун.
— Аристол?
Амон кивает.
— Должно быть, это он, — проворчал он. — Не волнуйся. Я покончу с этим раз и навсегда, моя Села, — обещает он, прежде чем исчезнуть.
Расширив глаза, я бегу к выходу, открываю дверь и впервые за долгое время выхожу на улицу одна.
Все мое тело дрожит, пока глаза привыкают к смене обстановки.
Но как только я все воспринимаю, мой рот открывается от шока.
Перед домом стоят десятки, может быть, сотни солдат.
И тут же я понимаю, что визит матери был лишь приманкой — она пыталась выманить Амона.
— Амон, не надо, — качаю я головой, видя, что он противостоит всем этим солдатам. — Не используй свои силы, пожалуйста.
Меньше всего ему нужно, чтобы весь мир узнал, что он часть Ривы. Тогда все его усилия окажутся напрасными. Все будут бояться его только из-за его наследия.
Он стал в пол-оборота.
Одетый в черные льняные брюки и свободную тунику, подвязанную поясом на талии, он вынимает меч — движение медленное, металл блестит в лучах солнца.
Несмотря на то, что Амон и раньше использовал свои способности, я впервые вижу, как он сражается с мечом.
Он резко кивает мне.
Только до тех пор, пока тебе не угрожает опасность, Села, — произносит он в моем сознании.
В воздухе раздается боевой клич, и солдаты маршируют вперед, бросаясь на Амона.
Вот к чему все это привело. Один против сотен.
Боги, но от этого зрелища у меня сводит желудок, и я понимаю, что не могу позволить Амону сражаться с ним в одиночку.
Напрягая мышцы, я пропускаю через себя всю энергию, вызывая ее на поверхность. Как только она закипела на моей коже, я позволила ей просочиться в землю, управляя нитями электричества, которые я посылаю к солдатам, сжигая их заживо, как только они коснутся их.