Нам требуется несколько минут, чтобы добраться до офиса шерифа. Когда мы заезжаем на стоянку, я ожидаю увидеть толпу разъяренных людей, жаждущих меня.
Но там никого нет.
Выпустив облегченный вздох, я слюду за Калебом, пока он ведет меня в офис шерифа.
— Мисс О`Салливан.
Шериф Лоуренс кивает, увидев меня.
— Мне жаль слышать о вашем доме.
Я натянуто улыбаюсь ему.
— Мне повезло выбраться живой, — бормочу я и следуя подсказке Калеб и занимаю место в кабинете шерифа.
— Наши люди на месте происшествия, и не думаем, что поджег был умышленным. Вы уверенны, что выключили плиту?
Я хмурюсь.
— Конечно, выключила. Я бы не оставила её включенной, — четко заявляю я.
— Но может быть, вы просто забыли об этом…
— Дарси говорит, что не оставляла её включенным, и я ей верю. Она всегда очень осторожна, — вмешивается Калеб, и шериф отвечает ему безразличным ворчанием.
Я уже чувствую, как гнев поднимается. Что ж он не поверил мне, человеку, который на самом деле был там, но поверил слову другого человека, а не моему?
— Я уверенна, что не провоцировала пожар, шериф. Значит это сделал кто-то другой. Я прошу вас рассмотреть это дело внимательнее.
— Как я уже сказал, мисс О'Салливан, — повторил он сквозь стиснутые зубы. — Мы не нашли никаких доказательств преступления, поэтому мы закрыли дело как несчастный случай.
— Но…
Я собираюсь протестовать, когда Калеб сжимает мою руку под столом.
— Вы упоминали, что хотели допросить Дарси по поводу убийств, не так ли? — внезапно спрашивает Калеб.
— Да, действительно, — прочищает он горло.
— Не могли бы вы пройти с моим секретарем, который возьмет у вас показания. Это просто формальность. Мистер Хейл уже дал свои показания и поручился, что провел с вами все утро и предыдущую ночь, — говорит он укоризненным тоном, подтекст ясен.
Мои щеки пылают, и я внезапно встаю.
— Тогда прошу меня извинить, — пробормотала я, понимая, что могу взорваться, если задержусь в его присутствии еще на мгновение.
Калеб дарит мне утешительную улыбку, которую я пытаюсь вернуть.
Но как я могу оставаться спокойной, когда шериф в лицо назвал меня шлюхой?
Ему даже не было дела до моих слов, он слушал только слова Калеба — мужчины.
Сжав руки в кулаки, я иду к столу секретаря, сажусь на стул и даю ему показания. Я рассказываю обо всех своих местонахождениях и отвечаю на все вопросы, прежде чем мне говорят, что я могу идти.
— Они ничего не сделают с пожаром, да? — спрашиваю я Калеба некоторое время спустя, когда мы выходим из участка. — Шерифу все равно, что со мной случится, лишь бы он нашел козла отпущения.
Поджав губы, он кивает.
— Я не ожидал, что он многого добьется. Он, как и все остальные, видит в тебе чужака. Ты была бы идеальным человеком, на которого можно было бы повесить вину за убийства, если бы не твое алиби со мной. Тем не менее, лучше все записать, чтобы потом никто не мог утверждать обратное.
— Ты прав, — вздохнула я. — Но от этого все равно не лучше.
— Не волнуйся об этом, Дарси. Когда ты со мной, ничто тебя не тронет, — обещает он, и его слова дают мне толику утешения.
Я киваю, погрузившись в свои мысли.
Что-то во всей этой ситуации кажется... неправильным. Для расследования убийства такого масштаба я бы ожидала многочасовых допросов и гораздо больше волокиты. Я читал тайны убийств, и они никогда не отпускают тебя просто так.
Однако шериф поступил именно так, несмотря на то, что, как упомянул Калеб, я — посторонний человек.
Неужели слова Калеба настолько влиятельны?
Ему достаточно было взглянуть на шерифа, чтобы тот запел под его дудку.
Может быть, потому что они самые богатые в округе, их уважают больше. Или, может быть, армейская история Калеба добавляет ему авторитета.
В любом случае, весь визит был странным, и теперь я как никогда озадачена тем, что происходит в этом городе.
— Калеб? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся перед машиной. — Как ты думаешь, кто убил тех людей?
Я поднимаю взгляд на него, пристально наблюдая за ним.
Он просто улыбается, бесстрастно пожимая плечами в самой непринужденной манере.
— Кто-то, кто считал, что они заслуживают этого, — отвечает он непринужденно. — И судя по тому, как они все умерли, я бы сказал, что у кого-то большая обида.
— Но как кто-то может заслужить что-то подобное? Их не просто убили.
Их пытали!
— Ах, Дарси, — улыбается он.
— Ты так невинна, — качает он головой, забавляясь.
Я моргаю, и он оказывается передо мной слишком близко для комфорта.
Медленно подняв взгляд, я вижу, что он пристально смотрит на меня, а уголок его рта растягивает однобокая улыбка.
— Наказание должно быть равно грехам, — пробормотал он. — А иногда тяжесть грехов зависит от перспективы.
— Что ты пытаешься сказать? — шепчу я.
— То, что для тебя было всего лишь моментом печали, дискомфорта или разочарования, для кого-то другого — стократ больше. Все зависит от того, какое значение мы придаем вещам.
Его слова достаточно туманны, чтобы ничего не значить, но достаточно тверды, чтобы значить все.
— Ты бы так поступил? — прямо спрашиваю я его.
Его губы лишь сильнее искривляются в волчьей ухмылке.
— Я мог бы сделать и хуже, — шепчет он.
Не успеваю я опомниться, как он уже идет обратно к другой стороне машины.
Мое дыхание учащается, и когда я провожаю его взглядом, то замечаю на его лице скрытую улыбку, выражающую удовлетворение и нечто большее.
Что-то... зловещее.
Меня также осеняет, что он не сказал хотел бы. Он сказал мог бы.
Он мог бы сделать и хуже.
Мое сердце колотится в груди, а сомнения все сильнее одолевают меня.
Мог ли Калеб иметь к этому отношение?
Но как?
Даже если он нацелился на Вики за ее поведение по отношению ко мне, откуда он мог знать о мужчине со станции Ипсвич или о мужчине из ресторана?
Как он мог узнать, кто они такие?
Если рассуждать логически, то все это не имеет смысла.
Но если допустить, что в Фэйридейле все не совсем логично... Тогда какой вывод я могу сделать? Что у Калеба есть какие-то сверхчеловеческие способности, и он собирается убить всех, кто меня обидел? И ради чего? Чтобы защитить мою честь, когда я об этом не просила?
Или...
Я прикусываю губу в неуверенности, продолжая наблюдать за ним, в моей голове появляется все больше вопросов.
Огонь...
Мог ли он тоже иметь к этому отношение? Все для того, чтобы загнать меня в его дом, прямо напротив его комнаты?
Но как только эта мысль возникает, я вздрагиваю.
Не будь Кэтрин!
И все же слишком трудно не считать подозрительным все, что происходит вокруг меня.
Включая Калеба.
И, возможно... больше всего Калеба.
Прежде чем он успевает сесть на водительское сиденье, выбегает помощник шерифа, зовет его и просит зайти внутрь, чтобы узнать о новых событиях.
— Подождешь меня здесь?
Я медленно киваю, и вскоре он уходит.
В тот момент, когда я гадаю, что могло произойти, мужчина прочищает горло у меня за спиной.
Повернувшись, я сталкиваюсь лицом к лицу с пожилым джентльменом, которого я видела на похоронах.
На вид ему около пятидесяти лет, он немного старше мистера Вогана, но более утонченный. Он одет в темно-синий костюм в полоску, его рука лежит на шляпе, которую он снимает, когда останавливается передо мной. Его трость в другой руке, камень, похожий на изумруд, привлекает мое внимание.
— Мисс Дарси О'Салливан, я полагаю? — спросил он, его акцент был выдержан и странно напоминал те фильмы, которые я смотрела с Эллисон, когда мы получали ежемесячную зарплату.
— Да, — киваю я, с трудом отрывая взгляд от драгоценного камня. — А вы...
— Арчибальд Николсон, — тепло улыбается он, пожимая мне руку.
— Рада познакомиться с вами, мистер Николсон, — протягиваю я ему руку.
Его рука касается моей, и что-то похожее на давно забытое воспоминание пронзает меня.
— Мы встречались ранее? — спрашиваю я прежде, чем могу удержаться, мой взгляд перескакивает с него на камень, кажется, я не могу остановить себя от того, чтобы с тоской посмотреть на него.
Он не кажется удивленным, просто улыбается.
— Можно и так сказать, — усмехается он. — Я знал твоих родителей.
— И мою мать тоже?
Мои брови взлетают вверх.
— Да, и твою мать тоже.
Ошеломленная, чтобы что-то сказать, я просто смотрю на него.
Насколько мне известно, у моей матери не было ни одного живого родственника. Она была совсем одна в этом мире, с трудом сводя концы с концами ради нас двоих. Хотя мои воспоминания о ней скудны, я помню ее лицо и то, как она говорила мне, что ни один день нельзя воспринимать как должное.