Почему для меня, демон он или нет, зло или нет, он просто... Амон.
Мой Амон. Хозяин моего сердца.
— Что, по-твоему, ты знаешь? — он делает шаг назад, давая мне немного пространства, но не убирает свои руки. Его руки все еще на моем теле, одна обхватывает мою талию, другая подбородок, медленно поглаживая мою плоть. Несмотря на мою решимость довести разговор до конца, мое тело реагирует на его близость, в моей груди разгорается бушующее инферно, вполне уместно, учитывая его характер.
— Что ты демон?
Я наклоняю голову в сторону, изучая его отсутствие реакции.
— Что тебе нужно то, что я могу сделать для тебя, а не только для себя?
Он рассматривает меня в течение мгновения, прежде чем усмехнуться.
— Вижу, твоя мать рассказала тебе обо мне. Что именно она тебе рассказала? Что я чудовище?
Я киваю.
— Что я олицетворение зла и меня нужно уничтожить любой ценой?
И снова я киваю.
— И, конечно, что я преследую тебя только из-за этого, — говорит он, поднося руку к моей груди, поверх платья.
Но прежде чем я успеваю ответить, он разрывает материал на две части, оставляя меня голой и задыхающейся.
— Что…
— Ты мне нужна только для этого, не так ли? — снова спрашивает он, придвигаясь ближе.
Инстинктивно я делаю шаг назад, пытаясь прикрыться.
Но он не позволяет мне этого сделать.
Поймав мою руку, он отводит ее в сторону и кладет свою ладонь поверх моей груди, прикрывая родимое пятно. Его тепло передается моему телу, его прикосновение столь же пьянящее, сколь и запретное.
— Что ты делаешь? — шепчу я, понимая, что сегодня Амон предстал передо мной с другой стороны.
Он больше не тот милый джентльмен, который был раньше, мой спаситель, теперь в нем есть что-то такое, что пугает меня. Но, как ни парадоксально, я не боюсь.
Мое сердце учащенно бьется в груди, когда он сильнее прижимается к моей коже, и я знаю, что он точно чувствует, что его близость делает со мной.
Его взгляд держит меня в плену, позволяя наблюдать за игрой эмоций на его лице.
Гнев. Страсть. Похоть.
Любовь?
— Это то, что она сказала тебе, моя Лиззи? Что мне нужна только эта проклятая метка?
— Да, — шепчу я, не в силах разорвать зрительный контакт.
— И что ты думаешь? Согласна ли ты с ней? — тихо прошептал он, прижимаясь своей щекой к моей.
— Я не знаю, — честно отвечаю. — Она заблокировала мои способности. Это значит, что метка пока неактивна. Но ты всегда можешь...
— Это необратимо, Лиззи. Заклятие, которое наложила на тебя твоя мать, необратимо. Твоя метка никогда не будет активной.
Я неловко сглотнула.
Моя мать никогда не говорила мне этого. Она подразумевала, что все еще есть шанс, что она может быть полезной, и что она все еще будет привлекать внимание.
Но как он мог знать? Как только этот вопрос приходит мне в голову, я закатываю глаза. Конечно, он должен был это знать. Если он такой могущественный демон, он должен был знать это с самого начала.
— Она никогда не будет активной. И все же я все еще здесь, не так ли? — мягко спрашивает он.
Он обхватывает рукой мой затылок, притягивая меня ближе к себе, пока его губы не накрывают мои. В то же время его вторая рука все еще находится на моей груди, медленно поглаживая кожу, а он слегка проводит большим пальцем по соску.
Мое дыхание перехватывает в горле, когда я смотрю в его глаза — в суматоху, которую я там наблюдаю.
— Скажи мне правду, Амон. Кто я для тебя? — шепчу я, мой голос почти ломается от эмоций. — Ты играешь со мной? Это просто игра? Способ отыграться на ковене и на моем роде?
— А что если я скажу нет? — лениво спрашивает он. — Что, если я скажу тебе, что ты — вся причина моего существования? Из-за тебя я просыпаюсь по утрам. Каждый чертов день с самого рассвета и до сих пор. Что если я скажу тебе, что ты принадлежишь мне так, как ни одна женщина никогда не принадлежала мужчине? Я могу быть олицетворением зла, но ты — единственная, с кем я когда-либо буду добр, — хрипло пробормотал он, его голос наполнен мощнейшей амброзией.
Его зрачки расширены, глаза почти черные, он смотрит на меня с неисполненным вожделением.
Мои губы приоткрываются, и мне становится все труднее дышать, грудь сжимается, все тело словно настроено против меня.
— Ах, моя дорогая девочка, я знаю, что ты тоже это чувствуешь. Ты можешь не знать почему, но ты всегда будешь чувствовать это притяжение ко мне.
Я тяжело сглатываю, не в силах найти адекватный ответ, потому что он прав.
Есть так много вопросов, которые я должна задать ему, так много вещей, которые мне все еще нужно прояснить. И все же ему достаточно посмотреть на меня так, словно я для него единственная в мире, и меня больше ничего не волнует. Ни то, что он — желанный демон, ни то, что я — прирожденная ведьма, и мы находимся по разные стороны.
Меня не волнует ничего, кроме этого момента, когда он всего лишь мужчина, а я — женщина.
— Ты для меня единственная в мире, — признается он, и мои глаза расширяются от осознания.
Он читает мои мысли —и делал это с самого начала.
— И я клянусь тебе, моя Лиззи. Моей бесконечной жизнью и моей проклятой душой. Я клянусь тебе, что мое желание к тебе не зависит от того, какую метку ты носишь. Единственное условие — это ты. Прошлое, настоящее, будущее. Всегда ты, — произносит он, прежде чем его губы накрывают мои в головокружительном поцелуе.
Мои руки тянутся к его плечам, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого мои пальцы запутываются в его густых волосах, прижимая свои губы к его.
— Впусти меня, Лиззи, — шепчет он мне в губы.
— Позволь мне снова почувствовать вкус дома, любовь моя, — говорит он, целуя мои губы, медленно и умело побуждая их раскрыться.
Его слова едва слышны. Я слишком потеряна для ощущений — для того, чтобы почувствовать, как его рот раскрылся прямо на моем, побуждая меня сделать то же самое. Мои губы медленно приоткрываются, достаточно для того, чтобы он провел языком по губам, ища вход.
Я не задаю вопросов. Я не задаюсь вопросом, что за безумие овладело мной, я открываюсь глубже, впуская его внутрь, встречая его язык своим.
Громкий стон вырывается из меня, когда я снова ударяюсь спиной о стену. Его колено находится между моих ног, он гладит меня, продолжая поглаживать мою обнаженную грудь, его большой палец обводит мой сосок, прежде чем ущипнуть его.
— Черт, — ругается он, наклоняя мою голову, чтобы он мог попробовать меня глубже, более интимно, ближе к своему телу, так же как я чувствую его к своему.
— Амон, — задыхаюсь я, это слово срывается с моих губ.
— Мой Амон, — бессвязно бормочу я, когда наши рты сливаются друг с другом.
— Вот так, моя Лиззи, — стонет он, острыми зубами вонзаясь в мою нижнюю губу и пуская кровь.
Боль — лишь легкая пульсация по сравнению с удовольствием от его объятий.
Поцелуй становится все более жарким. Одной рукой он продолжает разминать мою грудь, а другой массирует мой затылок, соблазняя меня отдаться ему.
Это сводящая с ума дихотомия, как он присваивает то, что свободно дается.
И в тот момент, когда я думаю, что умру, если не почувствую его обнаженную кожу на своей, он отстраняется от меня и уходит в другой конец комнаты.
— Мне жаль, — тяжело дышит он.
— Я думал, что смогу контролировать себя, — он тяжело сглатывает, его глаза светятся глубоким красным цветом в тускло освещенной комнате. — Но ты не готова ко мне.
Я медленно реагирую, туман желания все еще затуманивает мой разум.
— А что, если готова?
Я прикусываю губу, опуская порванное платье до талии в дерзком жесте. Его пылкий взгляд опускается на мою обнаженную грудь, от него исходит чистый голод.
— Я трахаюсь жестко, милая, — мрачно говорит он, его глаза ни на секунду не покидают мою грудь.
— Ты еще не готова ко мне, — пауза. — Пока.
Затем он исчезает, растворяясь в воздухе.
Мое дыхание сбивается в горле, когда я смотрю на место, которое он только что покинул, и глубокий румянец охватывает мое тело.
Я трахаюсь жестко, милая.
Почему его вульгарные слова только разжигают мой аппетит к... большему?
Лорд Беркли не приезжает на следующий день, к большому огорчению моей матери.
И хотя я рада этому, меня не покидает мысль, что Амон мог иметь к этому какое-то отношение.
Он не был рад узнать, что я танцевала с Виконтом Беркли. Не могу представить, как бы он отреагировал на то, что мы проводим больше времени вместе.
Хотя я не успела задать Амону ни одного из тех вопросов, которые у меня еще остались, мне стало до жути спокойно от того, что произошло прошлой ночью.
Спокойно и... смущенно.
Мои щеки снова горят —в тысячный раз за сегодня, — когда я думаю о его поцелуе. Его вкус и то, как его рот прижался к моему.
Это было... чистое чудо. Настолько, что я не понимаю, почему он остановился, когда остановился. Он должен был знать, что мог бы взять меня прямо там и тогда, и я бы не возражала. Возможно, с моей стороны было бы неправильно так поступить, но когда я нахожусь рядом с ним, все разумные мысли покидают меня, и я думаю только о нем.