Даже когда он останавливается рядом с ней, она продолжает играть, нарочито отстраняясь от него.
— Пожалуйста, поговори со мной, — шепчет он, опускаясь на ее руки.
— Зачем? Чтобы ты мог наговорить мне еще больше лжи?
Она медленно поворачивается, выражение ее лица становится каменным.
— Чтобы ты снова обманул меня?
— Я никогда не обманывал тебя, — прохрипел он, заключая ее в крепкие объятия.
Ее тело обмякло, когда она позволила заключить себя в его объятия. Выражение ее лица пустое, как будто она достигла конца своей привязанности.
— Пожалуйста, моя Лиззи. Не делай этого. Не делай этого с нами, — шепчет Амон.
— Простите, но что я должна здесь увидеть?— неожиданно спрашиваю я Рианнон. — Это явно просто ссора влюбленных. Я не понимаю, зачем нам смотреть на что-то столь интимное.
То, что она не имеет права видеть.
Это похоже на осквернение — наблюдать за столь интимным моментом без разрешения. И это говорит реинкарнация того, кто играет в этом видении.
— Просто смотри, дорогая. Скоро ты получишь ответы на все свои вопросы, — говорит мне Рианнон, как раз в тот момент, когда угол изображения меняется.
Если раньше мы смотрели со стороны входа в церковь, то теперь вид открывается с алтаря.
— Моя сестра, — начинает Элизабет, отходя от Амона. — Я думала, что она попала в аварию вместе с мужем. Что они были ранены и...— ее голос прерывается. — Это была ложь, — обвиняет она, внезапно взглянув на него с отвращением и презрением.
— Все так и было. Ты знаешь...
— Нет, — прервала она его.
— Они не попали в аварию. Ты убил их, — она показывает на него пальцем, и в этот момент по ее щеке скатывается слеза.
— Лиззи, как ты могла такое сказать? — Амон пытается успокоить ее, делая шаг вперед.
Она вздрагивает и отходит назад.
— Ты убил их только для того, чтобы они не мешали тебе? Ты знал, что они придут предупредить меня, и решил взять дело в свои руки... — она замолчала, переполненная эмоциями.
Я поворачиваю голову к Рианнон, на моем лице написаны вопросы. Но она лишь кивает мне, приказывая наблюдать за дальнейшей сценой.
— Просто скажи мне правду, Амон. Хоть раз, черт возьми, скажи мне правду!
Он смотрит на нее с тоскливым выражением лица, а затем испускает покорный вздох.
— Да, — шепчет он едва слышно.
— Как ты мог? Как, черт возьми, ты мог? — восклицает Элизабет, бросаясь на него и бьет руками в его грудь. — Кто следующий? Дети? Я?
— Ты все неправильно понимаешь. Я сделал это ради тебя. Чтобы ты была счастлива, — пытается объясниться Амон.
Элизабет продолжает качать головой, ее щеки красны от слез, выражение лица — безутешная боль.
— Нет. Ты сделал это для себя. Ты ни разу не подумал обо мне, — вдруг говорит она, и голос ее холоден, слишком холоден. — Я больше так не могу, Амон. С меня хватит.
Отступив назад, она бросает на него последний взгляд, прежде чем уйти.
Но не успевает она сделать и шага, как перед ней появляется Амон.
— Что значит с тебя хватит? — прорычал он, положив руки ей на плечи и тряся ее. — Ты моя, Лиззи. Ты моя и только моя. Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь отпущу тебя?
— Именно так, — она издала сухой смешок.
— Я твоя, потому что это единственное, что тебя волнует. Что я твоя и ничья больше, — насмехается она, отталкивая его от себя. — Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь владеть мной, если думаешь, что можешь хоть как-то диктовать мою жизнь, — решительно заявляет она ему, прежде чем продолжить свой путь к выходу.
— Лиззи!
Голос Амона гремит в церкви, от его рева дрожат стены.
— Что ты себе позволяешь? — спрашивает он, и вдруг его голос меняется.
Теперь это уже не человеческий голос, а настоящий демонический, извращенный, от которого у меня по коже бегут мурашки.
Боже, но я не думаю, что когда-либо слышала что-то настолько... мерзкое.
По-другому и не скажешь. От его каденции исходит такая негативная энергия, что мне хочется содрать с себя все слои кожи, чтобы избавиться от ее пятен.
— Иди к черту, Амон, — огрызается Элизабет. — Но для тебя это было бы просто экзотическим местом, не так ли? — хмыкает она, уходя.
Но, как и прежде, далеко уйти ей не удается.
Уже через секунду Амон обхватывает ее за горло и прижимает к стене.
Его глаза вспыхивают красным и черным, как я уже видела раньше, и он оскаливает зубы.
— Думаешь, ты можешь просто бросить меня? — рычит он все тем же демоническим голосом. — Ты думаешь, что можешь просто уйти и что? Найти кого-то другого? Позволить другому жалкому человечишке лапать себя? — грубо требует он.
Глаза Элизабет расширяются, на лице появляется страх.
Впервые я вижу, чтобы на ее лице промелькнула такая эмоция.
— Отпусти меня, — прохрипела она.
Амон не слушает. Вместо этого он тянет рукой за ткань платья, разрывая лиф.
— Амон что...
— Скажи мне еще раз, — требует он. — Скажи мне еще раз, как ты собираешься покинуть меня, Лиззи.
— Что ты делаешь? — спрашивает она, в ее голосе звучит тревога.
Он не отвечает, продолжая тянуть ее за одежду, разрывая платье на куски, пока она не оказывается перед ним обнаженной.
Внезапно я догадываюсь, что сейчас произойдет, и не хочу быть свидетелем ничего подобного.
— Выключите это, — огрызнулась я на Рианнон. — Я не хочу это смотреть, выключите это, — повторяю я.
Но она не отвечает. Вокруг так темно, если не считать проекции изображений, что, даже повернувшись на триста шестьдесят , я не могу ее найти.
— Рианнон! — кричу я.
И именно в этот момент все и происходит.
В одно мгновение он прижимает ее к стене, в другое — укладывает на землю, его руки лежат на штанах, когда он расстегивает свою ширинку.
Мне кажется, что я глотаю стекло, наблюдая за тем, что происходит дальше.
Она борется в его руках, взывает о пощаде, просит остановиться, но он не останавливается.
Он прижимает ее к полу, его рука все еще на ее шее, он раздвигает ее ноги, располагаясь между ними, прежде чем...
Я отворачиваюсь, зажмурив глаза, как раз в тот момент, когда в воздухе раздается ее первый крик боли.
За ним быстро следуют другие крики, а также его собственное ворчание от удовольствия, когда он терзает ее, как зверь.
Несмотря на ее крики и физическую боль, на ее просьбы остановиться, он не останавливается.
Он продолжает насиловать ее, навязывая себя ей, как будто это его право.
Мои глаза все еще закрыты, сопровождающие звуки — единственное свидетельство того, что происходит. И все же я чувствую, как у меня сводит живот, как тошнота охватывает меня, как душевная боль снедает меня от того, что я стала свидетелем подобного.
Амон... Мой Амон... Как он мог совершить такое?
Но ведь он не мой Амон, не так ли? Ведь если это правда... Тогда я никогда не знала его. Я знал только приятное лицо, которое он хотел показать мне и всему миру.
А настоящий он — этот зверь. Это безжалостное существо, которое берет и берет, словно это его Богом данное право — владеть каждой ее частичкой.
И это самое страшное.
Потому что Элизабет — не просто одна из его жертв.
Это я.
Я только что видела, как меня насилует чудовище, и не думаю, что когда-нибудь смогу стереть из памяти эти образы и звуки.
Все запечатлелось в моей памяти и, вероятно, будет преследовать меня целую вечность.
— Она пережила это. Ты должна смотреть, — наконец заговорила Рианнон. — Смотри, Дарси. Сейчас же!
Открыв глаза, я неуверенно смотрю на Амона, который поднимает руку, и его кисть превращается в нечто, напоминающее копье, после чего он подносит его к ее сердцу, пронзая его.
Одна секунда.
Это все, что ему понадобилось, чтобы убить ее.
И когда он отходит от нее, я вижу всю картину разрушения. Ее бедра окровавлены и покрыты спермой, глаза расширены и немигающие.
Она не двигается.
Мертва.
Он... убил ее.
Он действительно убил ее.
Но разрушение еще не закончено. Подойдя к нефу церкви, он падает на колени, из него вырывается дикий крик. От него круговыми волнами исходит взрыв энергии.
В то же время стены справа и слева от меня меняются, показывая мне разные виды.
Деревня.
Все умирают.
Люди извергают свои внутренности, кровь льется из каждого отверстия.
Они умирают так же, как умер Лео Пирс.
Это... Это чума?
— Посмотри, что он сделал. Не только в Фэйридейле, но и во всех близлежащих деревнях.
Появляются новые изображения людей, умирающих повсюду, причем самым ужасным образом.
Амон вопит в церкви, и в этот момент появляются шесть человек, портал открывается прямо рядом с телом Элизабет.
Первой выходит Фиона. Остальных я не знаю, но догадываюсь, кто они — другие семьи.
Далее происходит кровавая битва между ними. Шестеро против одного, и они едва держатся на ногах.