Взяв платок, я протираю каждый цветок, и это действие кажется мне чужим.
В этот момент я понимаю, что, несмотря на сохранение собственного сознания, не я выполняю эту задачу, не я перемещаюсь по саду. В этом теле я всего лишь зритель, наблюдающий за тем, что уже произошло в прошлом.
Я тщательно ухаживаю за каждым цветком, слежу за тем, чтобы все они были чистыми, здоровыми и хорошо политыми.
И вот, когда я уже погрузилась в эту рутинную работу, раздается неожиданный скрип.
Вскочив на ноги, я прижимаю руку к груди, сердце бешено колотится в груди. Я не могу точно сказать, боюсь я или мне любопытно.
— Покажись, — зову я, мой голос звучит в замкнутом пространстве.
И снова меня поражает акцент и слова, я сразу понимаю, что язык не английский, но инстинктивно осознаю его значение.
Медленные, гулкие шаги гулко отдаются в ушах. Повернувшись в сторону входа, я вижу, что навстречу мне идет внушительная фигура.
— Ты заботишься о них, — он наклоняет голову к цветам, его глаза блестят от удовольствия, что он снова видит меня.
— Подарком всегда нужно дорожить, — отвечаю я с досадой, хотя не могу не заметить, как при виде его внутри меня разливается тепло.
— Что ты здесь делаешь, Амон? — тихо спрашиваю я, мой пульс учащается, как и его темп, пока он не оказывается прямо передо мной.
Он одет в официальную одежду, черный шелк и кожа — в смертельном сочетании. Все это скреплено костями, тем немногом, что, должно быть, осталось от его величайших противников.
Выглядит он просто потрясающе, и я не могу оторвать от него глаз.
В наклоне его подбородка светится спокойная гордость, смертоносная аура окружает его, когда он идет с такой непринужденной неторопливостью, как будто он может покончить со всем миром, если захочет.
— Я здесь ради тебя, милая Села, — тихо прошептал он.
Но прежде чем я успеваю ответить, меня возвращают в настоящее, и я корчусь от боли, вызванной неожиданным толчком. Мое дыхание становится затрудненным, а сердце медленно разрывается, когда я тянусь к Амону, но ничего не нахожу перед собой.
— Амон, — шепчу я, в моем голосе звучит страдание, а из глаз текут слезы.
Я не знаю, когда была эта вспышка, так же как не знаю, где мы находились.
Единственное, что я знаю, это то, что мои чувства к нему никогда не менялись.
Тогда, как и сейчас, я вкладывала в него все свои девичьи мечты и детские фантазии. Я видела его таким, какой он есть, военной машиной, но я знала и ту его сторону, о которой не знал весь мир.
Амон д'Артан был не просто убийцей.
Он был самым нежным любовником — моим любовником.
Чувствуя себя как никогда одинокой и покинутой, я опускаюсь на землю, прижимаю колени к груди, слегка покачиваясь, и все это время думаю о нем и о ситуации, которая грозит свести меня с ума.
Что мне теперь делать? Как я могу помочь ему, если у меня нет всей информации, не говоря уже о том, чтобы знать, кто я?
С наступлением позднего часа я понимаю, что мне нужно вернуться в свою комнату, чтобы меня не обнаружили. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы Рианнон узнала, что я подозреваю ее и ее мотивы.
И все же я не могу ослабить смятение, которое живет во мне.
Если Амон ничего не может мне сказать, значит, я должна узнать все сама. И я боюсь, что единственный способ сделать это — больше спать, больше видеть прошлое и понимать скрытые истины.
Если мне удастся выяснить, кто меня убил, то, возможно, я смогу найти решение этой проблемы.
Приняв решение, я снова забираюсь в постель, закрываю глаза и заставляю себя уснуть.
— Тебя что, из постели выносить? — шепчет мне на ухо веселый голос спустя несколько часов, когда сон, несмотря на все мои усилия, так и не наступил.
— Что ты здесь делаешь?
Я открываю глаза и сталкиваюсь лицом к лицу с нависшим надо мной Калебом.
Его губы растягиваются в улыбку, и мое сердце учащенно забилось. В то же время внутри меня разверзается огромная пропасть, и я оказываюсь в очередном затруднительном положении.
Я люблю Амона. Я люблю его так, как никогда не думала, что способна любить кого-то. В то же время я должна признаться себе, что я люблю и Калеба. Вопреки всему, он прочно обосновался в моем сердце благодаря своей неизменной поддержке.
К тому же я приняла предложение Калеба, а не Амона.
Почему же тогда мне кажется, что я предаю Амона, когда я с Калебом?
Чем больше я размышляю над этим, тем больше меня гложет разочарование. И все же одно можно сказать совершенно точно. Я не могу выйти замуж за Калеба, не могу продолжать с ним отношения. Не с тем, что я знаю сейчас. Мне просто нужно найти подходящий момент, чтобы дать ему это понять.
— Пойдем. У меня для тебя сегодня особое угощение, — подмигивает он мне, срывая простыню с моего тела.
В голове сразу же всплывает сцена предыдущей ночи, и мои щеки разгораются от смущения. Ну, по крайней мере, на этот раз на мне есть одежда.
— Знаешь, женщинам нужно спать, — ворчу я, вставая с кровати и надевая туфли.
— Если бы ты была красивее, милая Дарси, ты бы довела меня до инфаркта, — плавно говорит он.
— Ты такой очаровательный, — качаю я головой, хотя от его слов у меня все внутри плавится.
Он не дает мне передышки, берет меня за руку и ведет из комнаты к выходу из дома.
Несмотря на мое предыдущее решение, мое тело реагирует на его близость: покалывание начинается на поверхности кожи, затем распространяется повсюду, пока мое сознание не заполняется мыслями о нем.
Возможно ли, чтобы кто-то испытывал одинаковое влечение к двум людям? Можно ли сказать то же самое о любви? Ведь сколько бы я ни размышляла над этим вопросом, сколько бы ни сравнивала Калеба и Амона, какая-то часть меня хочет их обоих.
Возможно ли любить их обоих?
Как только эта мысль возникает, я ругаю себя. Как я могла быть такой непостоянной?
— Вот, — неожиданно говорит Калеб, отрывая меня от моих мыслей.
— Что это?
Я растерянно моргаю.
— Что ты думаешь, глупышка? Это пикник, — говорит он мне, подхватывая меня на руки и укладывая на расстеленное одеяло.
— Я приготовил все твои любимые блюда и напитки. Поскольку у меня сегодня нет никаких дел, я хотел провести этот день со своей невестой, — заявляет он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку.
Я теряю дар речи, пытаясь осознать все происходящее.
Все разложено передо мной идеально: и еда, и вино, и несколько книг, и настольные игры, чтобы почитать и поиграть, он был слишком заботлив.
А я, как всегда неблагодарная, зациклилась на одном слове.
Жених.
— Вот, — говорит Калеб, ставя передо мной две тарелки с едой, на обеих: сыры, ветчина и овощи.
— А еще у меня есть твой любимый хлеб, — продолжает он, доставая из сумки французский багет. Взяв нож, он начинает резать его для меня на маленькие кусочки.
— Ты слишком милый, — улыбаюсь я ему.
— Недостаточно, — хрипловато отвечает он. — Моя цель — сделать так, чтобы каждое мгновение твоего дня было милым, независимо от обстоятельств.
Я поднимаю брови, но не успеваю ответить, как он подносит к моим губам порцию еды. На кусок хлеба он положил сыр и ломтик салями, присыпав их красным перцем.
Открыв рот, я позволила ему накормить меня.
— Тебе нужно позаботиться о своем здоровье, милая. Ты ведь не очень хорошо питаешься, не так ли?
Мои щеки покраснели от его замечания.
При таком стрессе я могла бы забыть поесть пару раз.
— Я ем, когда голодна, — пробормотала я.
— Вот тогда ты и вспоминаешь, а это не очень хорошо для тебя. Ты и так уже похудела.
Мои глаза расширились.
— Невежливо комментировать вес дамы, — упрекаю я, стараясь, чтобы его комментарий не попал мне в голову.
Глядя на свое тело, я задаюсь вопросом, правда ли то, что он говорит. Я не обращала особого внимания на то, как сидит на мне одежда, поскольку у меня были другие заботы. Но теперь, когда он упомянул об этом, я не могу не задаться вопросом, не находит ли он это непривлекательным.
И тут я понимаю, что с самого начала он на каждом шагу пичкал меня едой, уговаривая попробовать то-то и то-то. Может быть, это была какая-то тайная миссия, чтобы заставить меня заполнить все вокруг?
Он отступает назад, растерянно моргая, и тут его осеняет, что он оговорился.
Румянец заливает его щеки, и он на мгновение теряет дар речи.
— Я не хотел тебя обидеть, — пробормотал он, нащупывая мою руку и крепко сжимая ее. — Меня не волнует твой вес, Дарси. Я забочусь о тебе. А это значит, что я слежу за тем, чтобы ты была здорова, чтобы ты ела в правильное время и следила за тем, чтобы ты заботилась о себе. Я знаю, что у тебя есть склонность забывать об этом, когда твои мысли чем-то заняты.
В его тоне столько искренности, когда он побуждает меня встретить его взгляд.
За такое короткое время он успел изучить меня досконально, не так ли? Он всегда заботится обо мне, всегда готов помочь мне, если я попаду в беду. Почему одна эта мысль заставляет мое сердце биться быстрее в груди, а желудок сжиматься от знакомого ощущения?