Александр Генис: Не убедил, да уж, с вами, где сядешь, там и слезешь.
Тогда поговорим о жанре. Дело в том, что меня очень интересует опыт вашего жанра, потому что в юности я нашел книгу Элиана, был такой писавший на греческом римлянин, который оставил нам книгу “Пестрые рассказы”. То есть примерно то, что вы написали. Начиналась она так “Удивительно прожорливы полипы”. Я был в восторге от этой фразы, никакого введения, сразу ба-бах - и “прожорливы полипы”, а дальше идет совсем о другом. В сущности, такие книги, где обо всем на свете и непонятно, что их объединяет, кажутся мне демонстрацией стиля. Это не дневник, скорее - антология возможностей, модальностей, настроений, что-то вроде “Хорошо темперированного клавира” Баха. Как вы относитесь к такой книге “на разные темы”? Для вас это первый такой опыт?
Татьяна Толстая: Сложившаяся книга, как набор текстов - это первый раз. Потому что до сих пор я складывала книги по сугубо жанровому признаку, тупо жанровому.
У меня есть “Ночь” - это книга рассказов, то есть фикшн в чистом виде, то, чего никогда не было ни с кем, продукт выдумки и так далее. Это отдельный жанр.
Есть книга “День”, она, соответственно, наоборот - чистый нон-фикшн. Все, что там упомянуто, так или иначе было. Тут отдельный вопрос, что я, вообще-то говоря, всегда, если не считать фикшн, всегда пишу о том, что было, не придумывая ничего. Многие думают, что я придумала, додумала, здесь доложила, там упомянула, здесь сослалась, здесь исказила. Нет, я пишу ровно так, как было. Я нашла искажатель - это мой собственный искажатель, прикладывая его к голове, я пишу тексты, я нашла способ писать так, чтобы тексты приобретали характер фикшн, хотя это чистый нон-фикшн, я бы сказала так.
Александр Генис: Я подозреваю, что у каждого писателя был такой “искажатель”, начиная с другого Толстого - с Льва Толстого, который в “Войне и мир” описал свою семью. Я вообще подозреваю, что автор ничего не способен выдумать, он может только так спрятать свою выдумку, что ее не узнаешь. Как Шагал, скажем: все то же самое, только летает.
Таня, отдельная радость в вашей книге - это подслушанное. Мне очень понравилась та часть, где говорите не вы, а то, что вы услышали. И это не ваши собеседники, они друг с другом говорят, а вы их подслушиваете. Я бы вообще назвал этот раздел “Подслушанное”. Интересно, что у вас в прозе очень сильный, подавляющий всякое сопротивление авторский голос. В рассказах вы не даете никому слова сказать без того, чтобы не проследить, что этот персонаж говорит, а здесь вы его смирили, и что получилось?
Татьяна Толстая: Я бы тоже назвала раздел “Подслушанное”, если бы у меня было больше материала. Я думала об этом, естественно. Но попасть в ситуацию, когда люди разговаривают между собой, а тебе можно находиться рядом трудно. Память у меня плохая, я должна быстро все записывать и делать это незаметно, чтобы никого не обидеть, не спугнуть, как птиц, которые вольно прыгают с ветки на ветку - это очень сложно. В троллейбусе я это делала. Медленно, с застреванием идет этот транспорт, и там ездят очень интересные люди.
Александр Генис: Я думаю, что все люди интересные, когда они не слышат, что говорят. Для писателя, по-моему, очень важно, когда человек себя не слышит, когда его несет. Довлатов, например, этим знаменит. Все его “Записные книжки” построены на том, что он подслушивал то, что люди не слышат: “Коза кричала нечеловеческим голосом”. Или - “Жил-жил человек и умер. А ты чего бы хотел?”. В принципе вся наша речь смешная, если ее сократить.
Татьяна Толстая: Или если выйти из своих границ и послушать себя со стороны - это смешно.
Александр Генис: Когда я только приехал в эмиграцию, предыдущий редактор “Нового русского слова”, который 50 лет возглавлял газету до Андрея Седых, выпустил наконец книгу. Называлась она просто: “На разные темы”. Мы, конечно, много потешались на эту тему, а теперь, думаю, это не так уж глупо. Так вот, такая книга “На разные темы” по определению бесконечна? Будет продолжение?
Татьяна Толстая: Не уверена. То есть я хочу сказать, что, естественно, я продолжу время от времени записывать в Фейсбук или ЖЖ, какие-то свои тексты, наблюдения и даже может быть делать из этого печатный текст. Но будет ли мне интересно дальше что-то собирать? Не уверена. Я бы сказала так: если я, допустим, буду сколько-нибудь жить на белом свете, то, возможно, я когда-нибудь эту книгу, которая сейчас издается, переиздам с добавками, с расширением. Потому что если, а мне кажется, что да, ее три раздела намечены правильно, то значит каждый из них способен в себя вобрать еще какое-то количество наблюдений. Сама структура этой книги, которая, повторяю, замечательно совершенно выстроена моим редактором Леной Шубиной, она правильная, она соответствует тому, что я пишу - это природная правильность. Да, оказывается, что я пишу прозу и делю ее на три отдела.