Таким образом, Борису Петровичу приходилось собственными усилиями, по тогдашнему выражению, «собирать дом». Для него, как для всякого дворянина в его положении, главным, если не единственным, путем к обогащению была служба. Конечно, установленные земельный и денежный оклады не могли быть источником большого богатства. Но для предприимчивого человека служба открывала другие возможности. Речь идет о наградах за особые заслуги в форме пожалования землей, ценными вещами, деньгами и т. д.
В жизни Бориса Петровича эти возможности имели свое значение еще задолго до того, как он стал полководцем. В 1669 году он получил «за усердную службу» 200 дворов в селе Молодом Туде и 4 тысячи рублей деньгами{52}. В 1686 году за участие в переговорах с польскими послами, закончившихся заключением «вечного мира», ему было дано 4 тысячи рублей «на покупку деревни»{53}. В том же году дипломатическая поездка в Вену с извещением о «вечном мире» доставила ему ценный подарок от австрийского императора — разной серебряной утвари до трех пудов, а московское правительство за ту же службу наградило 2 тысячами ефимков и разными ценными вещами, а также переводом из поместий его в Дмитровском, Орловском и Коломенском уездах 515 четвертей в вотчину{54}, то есть из условного владения в наследственную собственность. Но, без сомнения, гораздо больше приносили ему военная добыча и разного рода контрибуции, которых он не чуждался как во время войны с татарами, так и после, в Лифляндии и Польше. В результате к 1690-м годам мы видим в распоряжении Бориса Петровича значительные денежные средства: сумма, которую он потратил на заграничное путешествие, нашлась бы, надо думать, не у каждого боярина.
Часть собранных денег он тратил на расширение своих земельных владений. В промежутке времени между 1687 и 1695 годом он, по собственным словам, «построил… село Борисовку и Поношивку…»{55}. Тогда же были сделаны им земельные приобретения и в других местах, так что в 1696 году, по складной росписи корабельного «кумпанства»[4], за ним числилось, кроме Борисовки, еще 732 двора{56}.
В первые годы Северной войны произошла остановка в росте шереметевских владений. Война потребовала усиленных расходов. Между тем казенной помощи не было: за победу при Эрестфере Петр дал Шереметеву титул фельдмаршала, но с назначением жалованья или земельной дачи не спешил. В результате фельдмаршал в какой-то момент, по-видимому, исчерпал имевшийся денежный запас. В 1706 году Борис Петрович был не в состоянии, например, сразу уплатить своему свату Ф. А. Головину за купленную у него кровать и поставлен был в большое затруднение, когда тот напомнил о долге: «Изволил писать ко мне, — читаем в его письме к Головину, — чтоб за кровать деньги заплатить, и я ныне писал к невестке (жене старшего сына Михаила, дочери Головина. — А. З.), чтоб хотя последний судишки заложить, а деньги милости твоей заплатить велел…»{57}.
После этого уже не кажется неожиданной просьба, с которой он обратился в 1704 году к Петру перед походом в Польшу: «Умилосерьди нада мной, вели мне дать, чем ехать и чем там жить: ей, оськудаль»{58}. С большей откровенностью изобразил он и свои затруднения, и свою обиду в письме к Меншикову, рассчитывая найти в нем посредника между собой и царем: «Прошу, братец, твоего жалованья: умилосердися надо мной, подай мне руку помощи! За что я опечален? Что мне обещано, до сего времени удержано, а жалованья мне против моего чину нет. Всем его, государева милость — жалованье, а мне нет!.. Ей, государь мой братец, в нищету прихожу. Тебе известно, что ни откуля ни копейки мне не придет… Умилосердися, батька и брат Александр Данилович!.. Если уже вотчин обещанных мне не дадут, чтоб мне учинили оклад по чину моему. А если не буду пожалован, пришло к тому, что странствовать: ужели я все прослужил, а не выслужил»{59}.
В эти годы, по-видимому, выручала фельдмаршала больше других вотчин Борисовка. Она не была еще описана, то есть ее жители не были занесены в писцовые книги по дворам, а потому не несли государственных повинностей и знали только оброк владельца. Какую важность имели доходы от Борисовки в тогдашнем бюджете фельдмаршала, можно судить по тому отчаянию, в которое повергло его известие о предстоящем ее описании. По обыкновению он обратился с просьбой об отмене распоряжения одновременно и к Петру и к Меншикову. Первому писал: «Помилуй меня милостию своею, не вели до указу своего государева описывать деревни моей, которую я по твоей милости поселил… Борисовку и Поношевку; если станут ее описывать, истинно, государь, все разойдутца и будет пусто, а я совсем буду нищий»{60}. Еще выразительнее письмо к Меншикову: «Милости у тебя, батька и брат, прошу: умилосердися ради самого Бога, покажи надо мною отеческую милость, не дай мне вовсе разоритца… Паки малю: умилосердися, чтоб ее (Борисовку. — А. З.) не описывать, а есть ли ее будут описывать… все разбредутца и будет пуста. А мне крайнее будет жить нечем, а тебе, братец, известно, что и вновь хотели меня пожаловать и рукою подписали. И ныне я прошу со слезами, чтоб вместо той милости сим вышереченным меня пожалуйте»{61}.
4
Корабельные «кумпанства» возникли по указу Петра I осенью 1696 года; царем было предписано с каждых 10 тысяч дворов помещичьих крестьян строить один корабль на Воронежской верфи. Была составлена складная роспись, где значилось, кому и в каком объеме участвовать в этом деле.