— Вот так должно поступить с вашими условиями!
Репнин смотрел на него с явным недоумением. Потёмкин увидел в его взгляде спокойствие и разъярился ещё больше, обрушив на него поток грубой брани. Он обвинял князя в самоуправстве, в неточности исполнения данных ему инструкций. Репнин продолжал стоять, не произнося ни звука. Он заговорил только после того, как у светлейшего иссяк поток ругани:
— Я исполнил свой долг и готов дать ответ государыне и Отечеству. Что до вашей ругани, — добавил он, — то я не позволю разговаривать со мной таким тоном. Продолжим разговор в другой раз.
И, не сказав больше ни слова, он ушёл.
Потёмкин в бешенстве заметался по комнате, испытывая потребность накричать ещё на кого-нибудь.
— Где генерал-квартирмейстер? Квартирмейстера ко мне!
Тот явился тут же.
— Немедленно вернуть штаб-квартиру в Яссы! — приказал светлейший. — Я не желаю здесь более оставаться ни одной минуты.
В дверях появился адъютант Попов, за время пребывания в Петербурге превратившийся из полковника в генерал-майора.
— Ваша светлость, экипаж ждёт у крыльца, можно ехать.
— Да, поедем, — двинулся к выходу Потёмкин.
В Яссах его возвращения из Галацы ждала приехавшая с ним из Петербурга графиня Враницкая, доводившаяся ему племянницей. Пока Потёмкин тратил время на поездку, не давшую ему ничего, кроме полного душевного расстройства, она приготовила в доме, где остановилась, всё необходимое, чтобы весело отпраздновать возвращение князя на театр войны. Однако её приготовления князя не обрадовали. Он отказался от застолья, выпил бокал водки и удалился в свою комнату, приказав никого к нему не пускать.
— Ну вот, опять хандра началась, — сказал Попов Браницкой. — Теперь это у него надолго.
Однако на следующий день Потёмкин хотя и проснулся поздно, но встал без капризов, обычных при его пребывании в состоянии хандры. Он даже соизволил принять генерал-квартирмейстера, пришедшего доложить, что штаб-квартира уже переведена из Галацы в Яссы со всеми службами, как и было приказано его светлостью.
— Хорошо, — удовлетворённо сказал Потёмкин. — Что ещё?
— Князь Репнин подал рапорт с просьбой об увольнении по состоянию здоровья.
— Удерживать не стану, пусть отправляется на все четыре стороны. Да не забудьте сказать ему, — с мстительным оттенком в голосе добавил он, — что его друг по масонству Новиков оказался под следствием.
Генерал-квартирмейстер о господине Новикове[31] да и о масонстве ровным счётом ничего не знал, но передал Репнину слова Потёмкина в точности так, как они были сказаны. Князь выслушал его внешне спокойно, но нельзя было не заметить, как при упоминании имени Новикова лицо его побледнело. И генерал-квартирмейстер понял: светлейший нашёл-таки больное место у своего соперника.
Направляя рапорт главнокомандующему, Репнин в глубине души надеялся, что тот пригласит его на прощальную беседу, но после слов квартирмейстера ему расхотелось видеться с Потёмкиным. Из Ясс он снова поехал в Галацу, чтобы распорядиться своим имуществом и завершить неоконченные дела.
Настроение было ужасным. Из головы не выходило имя Новикова — человека, с которым вообще-то он не был близок, но раза два или три встречался на масонских сходках ещё в пору молодости. Ничего страшного для себя в этом он не находил. В конце концов, масонские ложи объединяли в своей основе людей знатных и образованных на началах братской любви, равенства, верности и взаимопомощи с целью искоренения пороков человеческого общества. Если в той ложе он, Репнин, в чём-то и проявил себя излишне, то разве что высказываниями в поддержку наследника престола Павла Петровича… Словом, у него не было причин опасаться того, что могло послужить причиной для учинения над ним опалы. Но сим обстоятельством могут воспользоваться его завистники, а таковых, увы, немало…
В Галаце Репнин попросил адъютанта заняться поиском людей, которые могли бы купить у него лошадей, карету и прочее имущество, после чего сел писать письмо жене. Подумав, он всё же решил не торопиться показываться в Петербурге, а переждать некоторое время в подмосковном имении Воронцово. Он просил жену выехать туда сразу после получения сего письма вместе с дочерьми, если те того пожелают.
Уже после того, как письмо было написано и запечатано, зашёл Кутузов. У него был пасмурный вид.
— Слышал я, собираетесь уехать?
— Да, — подтвердил Репнин. — Согласие князя уже имеется.
31