— Где они теперь, эти ваши герои?
Репнин показал на группу офицеров, понуро сидевших у крайней палатки.
— Как, они ещё на свободе? — вскричал Румянцев. — Немедленно заковать в железо и отправить в Хотин на суд. Судить по 120 артикулу.
Репнин попытался заступиться за несчастных:
— Ваше сиятельство, но это же смертная казнь.
— На вашем месте, князь, — сурово отпарировал его заступничество фельдмаршал, — я подумал бы о последствиях столь позорного акта, а не о судьбе этих предателей, истоптавших присягу. — И с прежней твёрдостью повторил: — Судить по 120 артикулу!
(120 артикул военного устава гласил, что ежели подчинённые коменданта найдут возможность дальнейшей обороны крепости, в то время как сам комендант изъявляет желание сдать её противнику, они должны сперва постараться уговорить его не делать этого, а ежели сие не поможет, арестовать его и выбрать из своей среды другого коменданта. Поскольку в данном случае этого не было сделано, офицеры сдавшегося гарнизона должны были рассматриваться как предатели, поправшие присягу, а это по законам каралось смертью[19]).
Подполковник Гензель и его офицеры не слышали распоряжения главнокомандующего, но когда их окружили и повели к костру, где кузнецы уже гремели железными цепями, они поняли, что их участь решена, и даже не пытались сказать что-либо в своё оправдание. В то время как их заковывали в кандалы, Румянцев, немного остыв, уже проводил в штабной палатке совещание с главными командирами. Он старался внушить всем, что занятие турками Журжи может побудить их на другие решительные действия. Румянцев подтвердил свои прежние указания о соблюдении осторожности и бдительности в завоёванных крепостях. Обращаясь к Репнину, он сказал:
— После взятия Журжи турки несомненно предпримут в Валахии более широкие наступательные действия. Вы как думаете?
— У меня новых сведений о противнике нет, — отвечал Репнин, — но постараемся держать ухо востро. С готовностью встретим любое нападение.
— Этого мало. Вы обязаны вернуть Журжу, иначе чёрное пятно надолго останется на вашем мундире.
Закончив совещание, главнокомандующий выехал через Бухарест в обратный путь. Что до князя Репнина, то он остался в лагере у реки Аржис. Задержало его здесь известие, полученное от разведчиков, которых он посылал в район крепости Журжа.
2
Фельдмаршал Румянцев был прав, когда говорил о возможном наступлении турок в Валахии. У них и в самом деле был план изгнания русских войск из этого района. В нескольких десятках вёрст от Журжи разведчики обнаружили стоянку 10-тысячного турецкого корпуса, которым командовал опытный военачальник сераскир Махмет-паша. После взятия Журжи, а крепость заняли именно его силы, он не предпринимал более активных действий, ожидая прибытия из-за Дуная новых войск. Репнин не стал ждать его усиления, а решил, навязав ему сражение, разбить, а уже потом взяться за освобождение Журжи.
На предполагаемом поле битвы, куда русские собирались завлечь неприятеля, Репнин определил позиции, удобные для действий как пехоты, так и кавалерии. Однако Махмет-паша сумел разгадать замысел русского генерала и не полез в приготовленную для него ловушку. Сераскир здраво рассудил, что ему совсем не обязательно атаковать русских на удобных им позициях, а лучше всего зайти к ним с тыла и таким образом, отрезав от главных сил, учинить полный разгром.
Глубокий обходный манёвр противника не остался незамеченным. Репнин понял, что турки могут устроить для него ловушку, и стал отходить к Бухаресту. Турки последовали за ним. Тогда у Репнина возник новый план: видимостью поспешного отступления по большой бухарестской дороге спровоцировать турок на передислокацию из развёрнутого строя в походный порядок, а затем заставить при маршировании растянуться, обнажить фланги и внезапно контратаковать: пехотой с фронта, а кавалерией с правого фланга.
Турки следовали за русскими по пятам. Махмет-паша был абсолютно уверен, что противник бежит, что он не в силах ему противостоять. У него и в мыслях не было, что его может ожидать какая-то ловушка. Между тем всё получилось именно так. Когда турецкий корпус, увлечённый преследованием, казалось бы, уже окончательно расстроенного противника, вытянулся в глубину на добрую версту, русские гренадеры вдруг повернули на сто восемьдесят градусов и сами пошли в атаку на наступающих янычар. Янычары, издавна славившиеся своей храбростью, невольно остановились, а затем попятились назад, выгадывая время, когда на помощь передним подоспеют те, кто следовал позади. В этот момент по правому открытому флангу внезапно ударила русская кавалерия, и тут началось такое, что потом Ахмет-паша с болью вспоминал в течение всей жизни. Защититься от кавалерии ятаганами было невозможно, и янычары ударились в бегство, тесня и опрокидывая своих же сородичей. Ахмет-паша, угрожая расправой, пытался остановить бегущих, принудить их к организованному сопротивлению, но его не слушали. Русские преследовали турок до самого Дуная. Сколько было порублено саблями и заколото штыками — никто точно не подсчитывал, но говорили, что не менее трёх тысяч человек. Многие с таким подсчётом не соглашались и считали, что это число следует удвоить. Как бы там ни было, такой победой мог гордиться любой военачальник, тем более что достигнута она была с применением новой тактики, до этого не использовавшейся в крупных сражениях.
19