Наступило долгое молчание… Прервал его снова монсеньор:
— Итак, на что же мы решаемся?
— Мой дорогой дядя, — вступил в разговор ловкий лицемер д'Эглемон, — я обожаю мадам и признаю в этом вашу правоту.
Тут он замолчал и запечатлел на устах Сильвины пылкий поцелуй. Она неслышно прошептала:
— Осторожнее, месье, надеюсь, монсеньор не…
— Успокойтесь, мадам, — вмешался тот, — я ни на что не претендую, я советую…
— Но как же, монсеньор…
— Мадам, этот висельник очарователен, он любит вас, и я уверен, что скоро вы будете без ума от него.
— Да… но… такой человек, как шевалье д'Эглемон, наверняка имеет обязательства… и госпожа д'Орвиль…
— О-о, тут я гарантирую вам, мадам, что никаких претензий эта достойная дама иметь не будет! Поверьте, он ей порядком надоел…
— Возможно ли это?! — изумилась Сильвина, выдавая свою радость.
— Прекрасно, — подвел итог достойный прелат, хитро улыбнувшись племяннику. — Господин шевалье, ваше дело устроилось. Теперь расстанемся — я должен устроить свое собственное.
Он пододвинул свое кресло вплотную к моему, повернувшись спиной к счастливой паре, и заговорил со мной:
— Вы захотели провести меня, плутовка! Я ни на секунду не поверил, что вы ничего не знали о намерениях племянника! Вы понравились друг другу и все устроили, ну же, признайтесь! (Я молчала.) Я ни в чем вас не упрекаю, — продолжил он, — но согласитесь, что мои интересы некоторым образом пострадали в этом деле! Итак, что вы намерены предпринять, чтобы утешить меня?
Я чувствовала себя ужасно смущенной. Не стану мучить читателей, излагая все свои мысли на этот счет, скажу коротко: как бы отвратительно мне ни было обманывать обожаемого любовника, я чувствовала себя обязанной монсеньору — ведь он практически спас меня в безвыходной ситуации! И я пообещала ему, как только предоставится возможность (а это уж было его заботой), дать любые доказательства моей благодарности.
Тонкие чувства! Суровые казуисты! Простите мне мою слабость, которая наверняка шокирует вас! Я же со своей стороны прощаю вам жалкие сомнения и ущербную щепетильность, мне даже жаль вас, а потому я не стану издеваться.
Остаток вечера мы провели все вместе. Ужин прошел очень весело, мы много пили, а шевалье так хорошо освоился со своей новой ролью рыцаря Сильвины, что даже заставил меня ревновать, чем остался весьма доволен монсеньор.
После трапезы наш спаситель попросил нас немного помузицировать, мы с радостью согласились и доставили прелату огромное удовольствие. Сильвина заявила, что музыка разволновала ее и она предпочла бы отправиться к себе, монсеньор тоже время от: времени зевал. Мы находились в моей комнате, все удалились, оставив меня с горничной, и вскоре я легла, испытывая легкую грусть и недовольство.
Прошел час, и я услышала, как дверь тихонько открывается: то был монсеньор, он вошел совершенно бесшумно и запер за собой засов. Его появление не слишком обрадовало меня: не будучи в сладострастном настроении, я опасалась только новых страданий и не чувствовала себя в силах выносить их от Его Преосвященства. Я запросила пощады, но мне напомнили о моих обязательствах. Пришлось уступить, тем более, что прелат не раздевался и был, видимо, готов удовлетвориться четвертью часа взаимных ласк. Его губы и красивые руки путешествовали по моему телу, не встречая препятствий. Монсеньору хватило ловкости получить все, почти ничего не требуя. Легкая прелюдия зажгла мою кровь, глаза мои закрылись, я уже ничего не боялась — напротив, проснулось желание. Монсеньор прижался ртом к моим губам, и я ответила страстным поцелуем. Я больше не владела своими чувствами и практически не почувствовала боли благодаря нежности и умению Его Преосвященства. Вскоре эта легкая боль уступила место самому упоительному из ощущений, которое, накатываясь волнами, вскоре вознесло меня на вершину блаженства. Совершенно инстинктивно я отвечала поцелуем на поцелуй, движением на движение, и, когда мы наконец успокоились, совершенно удовлетворенные, я была счастлива, как никогда.
Глава XXVI. Рассуждения, которые вполне можно было бы опустить, не теряя нити повествования