На руках младшей Эванс всегда были синяки, порезы, но больше всего доставалось лицу, ее мать не раз уже разбила Лили нос. В такие моменты, она проклинала свою жизнь, свой выбор и саму себя. Эванс осталась с ней из добрых помыслов, но в итоге обрела не самую лучшую семью. Хотя, ее никогда и не было.
Девчонка нахмурилась и, подняв глаза, посмотрела на свой дом. На первом этаже уже горел свет, и раздавались пьяные голоса. Лили смекнула, что попасть в свою комнату у нее получится только через окно, не смотря на то, что ее комната находилась на втором этаже, она без особых трудностей преодолевала это препятствие и после пяти минутной борьбы с ветром, оказывалась в теплой комнате, которая была полностью в желтых тонах. Поэтому сейчас Лили полезла по пожарной лестнице и с легкостью открыла окно, которое никогда не запирала. Она упала прямо на кровать, больно стукнувшись рукой о железо кровати, и, зашипев, посмотрела на небо. Еще был только день, но темные тени съедали небосвод. Лучи солнца гасли, однако сейчас этот процесс был почти незаметен.
Эванс принюхалась. Летний воздух всегда по-особому пах. Это был запах цветов, счастья и жизни и, наверное, именно за это она не любила это время года. Ее легкие намного больше любили зиму. Ее холод, запах сна и смерти. Лили могла часами вдыхать воздух и закрывать глаза, представляя далекие страны и место, где бы у нее было все. Из мыслей, ее вытащил дверной звонок. Лили быстро поднялась и выглянула из окна. На пороге, возле дома, стояла странная женщина. На ней была длинная и изумрудная мантия, на голове — остроугольная шляпа.
Эванс сразу догадалась, что это ведьма, и вместе с этой мыслью ее охватил страх.
Лили быстро выбежала из комнаты, но было поздно. Дверь открыла ее мама, и Эванс вдруг осознала, что ничего не выйдет. Эта мысль причинила ей боль, острую и ноющую боль в груди.
— Здравствуйте, Я — Миневра МакГонагалл. И я хочу поговорить с вами о вашей дочери, — Лили осмотрела женщину. Седые волосы, сухие губы и морщины. «Да», — подумала она: «С такой женщиной лучше не спорить»
— Что опять натворила эта паршивка? — Мелисса еле стояла на ногах и сильно шаталась.
— С вами все в порядке? — подняла бровь Миневра и растерянно посмотрела на мать. Бутылка, что находилась в руках Мелисы выпала, и осколки разлетелись во все стороны. В этот момент у младшей Эванс возникло какое-то животное желание, ей захотелось просто взять этот чертов осколок и сделать порез на руке. И она еле справлялась с этим порывом агрессии.
— Ой, — пьяно хихикнув, проговорила Мелиса и ушла, совсем забыв про женщину и Лили.
— Простите, — тихо сказала Лили и вышла вперед. — Если хотите, проходите.
Миневра посмотрела на облезлые стены, на пятна, что красовались на обоях. Перевела взгляд на пол, который был усеян осколками и вдруг, резко подняла глаза прямо на девочку. Маленькая, она была очень худой и нескладной, но в ее глазах горел странный, небывалый огонь. И эта решительность могла сжечь все что угодно на своем пути.
— Нет, спасибо. Давайте перейдем на улицу.
Эванс кивнула и вывела женщину в сад, в котором уже ничего не росло, кроме сорняков. Когда-то раньше, Мелисса Эванс очень гордилась своим садом, лелеяла его и ухаживала, но теперь — это уже не приносило ей былой радости, а перспектива работать — вообще ужасала.
— Вы замечали за собой какие-то странности?
— Я знаю, что я волшебница, — прямо сказала Лили. — И я знаю, что вы тоже.
Миневра на секунду опешила. Еще никогда не случалось на ее практике, чтобы маглорожденный ребенок знал о своем происхождении. Она вновь окинула девочку своим долгим и серьезным взглядом, а потом спросила:
— Но, откуда?
— По-моему, сейчас это не самое важное, — туманно проговорила Эванс, а женщину поразил ее острый ум, который очень редко встречался у детей да и у взрослых тоже.
— Что ж, — она замялась. — В таком случае, это письмо ваше.
Лили дрожащими руками взяла конверт и пробежала глазами по строчкам. Радость, восторг и счастье — вот что она испытала. Лили вновь и вновь вчитывалась в строки, но когда Эванс подняла глаза, чтобы сказать спасибо странной женщине, той уже не было…
========== Пролог 2. Начало странной истории ==========
Эта странная история началась с того, что Лили ненавидела внимание. Эти оценивающие взгляды, ехидные смешки и тихий шепот, в котором никогда не было ничего хорошего, выводили ее из себя. Наверное, поэтому она решилась на этот смелый, а может и глупый поступок. Лили стала стирать память каждому ученику, кто видел ее в тот момент, когда она оказывалась в центре, выходила к доске или отвечала на уроке. Эванс могла проделать это и с учителями, но она не делала такого опрометчивого и серьезного шага.
Иногда она задавалась вопросом, зачем ей это делать? Неужели нельзя просто оставить все так, как есть? Но каждый раз, думая об этом, Лилс понимала, что она слишком боится. И страх взял верх, Эванс была слишком одержима им. Вот так Лили стала чем-то вроде тени. Ее все видели, чаще всего никто не обращал внимание, разумеется, кроме чертовых Слизеринцев, которые не упускали шанса поиздеваться над маглорожденной гриффиндоркой. Все дошло до того, что Эванс стала часто признавать, что все они, люди, которые ее окружают — марионетки. И дело было не в том, что она считала себя выше их или чем-то лучше. Просто всегда, когда Эванс бросала короткие взгляды на окружающих, она понимала, что их жизнь течет абсолютно бесполезно и бессмысленно.
Однако, знаете, каждая система дает крах и эта не исключение. Это был самый заурядный и обыкновенный урок ЗОТИ. Все шестикурсники сидели за партами и балдели, пока профессор Дитер пытался объяснить тему.
— Молодые люди! — монотонно проговорил профессор, но никто не обратил внимания. — Сейчас же прекратите болтать!
Класс вновь шумно загудел, и мистер Дитер устало вздохнул.
— Еще год и сваливаю отсюда к чертовой матери! — пробурчал профессор, а еще громче добавил. — Кто сейчас же не замолчит, неделю будет кормить электрических пираний!
Этот суровый приговор подействовал не на всех. За самой первой партой сидело четверо ребят, которые обменялись оценивающими взглядами. Подав знак классу, который говорил, что можно вести себя как обычно, на их лицах появилась торжественная улыбка, которая не предвещала ничего хорошего. Для учителя, разумеется. На самом деле — это была традиция. Каждый год к ним в школу приходил новый учитель по ЗОТИ, и еще на втором курсе Мародеры решили, что будут доставать беднягу. Все пять лет они справлялись с этой задачей на отлично, и сейчас в их головах созрел план.
— Готов? — тихо спросил Джеймс у Сириуса.
— Как никогда, — азартно заметил Блэк.
— Ребят, а может не стоит? — Римус пытался достучаться до совести друзей, но всегда забывал, что та сбежала от них уже давно.
— Мы делали вещи и похуже, — отмахнулся Сириус и высоко поднял руку. Класс смолк. Все стали смотреть на уверенного Блэка, который впервые за историю своего обучения поднял руку. Красивая улыбка Сириуса и удивленное выражение лица профессора. Тот еще не знал, с кем связался.
— Мистер Блэк, у вас что-то случилось? — Дитер уставился на ученика, словно последний — привидение.
— Профессор, — на лице Блэка появилась ангельская улыбка. — Я вот смотрел на вас, смотрел на то, как вы запыхались и подумал, что как же это непросто возиться с этими…учениками.
Профессор ничего не понимал, это было все очень странным.
— Ох, ну, это так неожиданно, — все что смог, проговорил он.
— Знаете, на вашем месте я бы не выдержал и давно уволился, — авторитетно заявил Бродяга, подмигивая Джеймсу, который сжимал склянку с зельем
— Мистер Блэк, — казалось, что профессор был на пороге инфаркта, но вдруг, он резко выпалил. — Прекратите срывать урок своим безобразным поведением. Из-за Вас, молодой человек, Ваш факультет может решиться баллов…
Профессор пустился в долгие и довольно нудные объяснения, и пока Мистер Дитер был занят, Джеймс Поттер незаметно для всех вылил прозрачную жидкость в стакан профессора. Пнув Сириуса под столом, Сохатый дал понять, что план реализовался и можно отступать от натиска «боевой крепости». Бродяга сел и теперь оставалось дождаться кульминации. Однако долго ждать не пришлось, ибо через несколько минут, Профессор Дитер залпом выпил всю жидкость, находящуюся в стакане, а весь класс озарился дружным хохотом.