От подъезда, где жил Новицкий, до моего дома мне было необходимо пройти мимо еще одного многоэтажного дома. Вроде бы совсем немного, но была одна проблема — наш дом был «местный». Когда началась программа переселения беженцев в наш, пограничный с Сибирской республикой, город, наш двор, силами зажиточных жильцов, был существенно укреплен. Ворота и забор были срочным образом отремонтированы, после чего густо перемотаны армированной колючей проволокой, с опасно топорщащимися во все стороны, острыми металлическими лезвиями. Общим собранием жильцов дома, под руководством еще другого председателя, были приняты и заверены в жилищной инспекции муниципалитета правила пользования общим имуществом многоквартирного дома, в которых какой-то хитроумный юрист вплел несколько пунктов, делающих практически невозможным продажу квартир в доме без согласия общего собрания. Те же нормы касались и сдачи недвижимости в аренду или по иным основаниям.
В результате окрестные дома постепенно заполнялись новыми жильцами, рожденными совсем под другим небом, которые, либо покупали квартиры у горожан, желающих срочно покинуть, ставший неуютным, Город, либо просто занимали пустующие квартиры и не только пустующие. В социальных сетях и мессенджерах пару раз выносили на суд публики истории, когда горожанам, вернувшимся вечером домой после работы, двери открывали уже новые жильцы.
В нашем же доме таких историй не было. Председатель жилищного товарищества не подписывал бывшим соседям, желающим продать квартиры справку о полном погашении коммунальных платежей, а без этой справки договора купли-продажи просто не принимали на регистрацию. Группы посторонних молодых людей, несколько раз пытавшихся проникнуть на территорию двора, заранее замечал дежурный у ворот, который просто блокировал электрические замки. В конце –концов, от нашего двора отстали — вокруг было множество более интересных объектов, не требующих особых усилий для овладения ими, достаточно было только наклонится и подобрать. Правда, последний события вокруг нашего дома вызывали у меня и небольшой группы симпатичных мне людей, нешуточную тревогу. Три дня назад председатель жилищного товарищества нашего дома, старший прапорщик десантных войск в отставке, кавалер двух боевых орденов, грубый и громкий, любитель выпить и знаток русского мата, жесткий и решительный Михаил Павлович Бобков ушел утром на работу и больше не вернулся. Конечно, оставалась слабая надежда, но предчувствия были нехорошие. Вчерашнее собрание жильцов, закончившееся ничем, провел заместитель Палыча, малодушно пообещавший выполнить все требования странного полицейского и сборщика нового, религиозного налога.
— Вот такие-то деля, малята. — пробормотал я, подходя к, грозно выглядевшим, опутанным «колючкой», воротам нашего двора. С тех пор, как я обнаружил в своей голове иную сущность, которая убедила, что является разумом моего прадеда, Александра, сгинувшего при странных обстоятельствах на одной из необъявленных войн, что вел, еще могучий, идущий неправильным путем, Советский Союз, я приобрел привычку разговаривать сам с собой и это было, наверное, единственное неудобство, доставшееся мне от этого вторжения.
Если не вспоминать первые дни, когда я, на полном серьезе, собирался добровольно сдаться в психиатрическую больницу, в комнату без углов и мягкими стенами. Позднее я узнал, что такие комфортабельные палаты для психов встречаются только в фантастических фильмах, реальная действительность же намного грустнее. Да и свыкся я с дедом, который, приложа руку к сердцу, спас мою жизнь столько раз, что я даже бился со счета. Правда, запредельная… жесткость предка, с которой он решал возникшие вопросы, а особенно его методы преодоления проблем, были неприемлемы для нашего времени.
А потом прадед показал мне картинки из его воспоминаний, яркие, с иллюзией полного присутствия, с пять D эффектом о еще одной войне, которая шла до середины тридцатых годов в Советской Средней Азии, и я понял, что другого пути просто нет. Доброта, цивилизованность, призывы к совести и разуму тут не работают.
Я встал в световое пятно яркого прожектора и посмотрел в объектив видеокамеры, висевшей на высоком столбе за забором, после чего раздался щелчок дистанционного замка и я, потянув калитку сбоку от ворот, оказался на территории двора, в относительной безопасности. Заграждения делали умные и знающие люди, без специального оборудования в наш двор не проникнешь, но я боюсь, что все это бесполезно, самые неприступные ворота откроют перед врагом изнутри, и тут не будет даже ишака, груженного золотом. Людей, что занимались своими повседневными хлопотами в красивом, новом доме, светящимся своими многочисленными огнями передо мной, предадут за небрежные обещания не трогать родню предателя, за небрежное и снисходительное похлопывание по щеке, за обещание называться братом и другом…