Выбрать главу

ДОКТОР: Что-то сейчас будет? (КРИЧИТ) Витек! Витек!!! Поди сюда, мерзавец!

НА СЦЕНУ НЕТОРОПЛИВО ВЫХОДИТ ВИТЕК.

ВИТЕК (СОНЛИВО): Чиво-о-о.

ДОКТОР: Подойди ближе, паршивец!

ВИТЕК: Чевой-то?

ДОКТОР: Рука у меня чешется по шее тебе надавать, вот чего!

ВИТЕК (ПОДНЯВ ВВЕРХ УКАЗАТЕЛЬНЫЙ ПАЛЕЦ): Во! Во! Массаж шеи — это как раз то, в чем я сейчас более всего нуждаюсь! (ПОДХОДИТ К ДОКТОРУ, РАССТЕГИВАЕТ ВОРОТНИК, И НАКЛОНИВ ГОЛОВУ, ПОДСТАВЛЯЕТ ДОКТОРУ ШЕЮ) Прошу вас, доктор, приступайте!

ДОКТОР: Прекрати паясничать. Дело серьезное. Мы сейчас влили одному мужику кровь. Кровь из нашего донорского пункта. Банка помечена 29-м числом прошлого месяца. Кто в тот день работал в нашем донорском пункте?

ВИТЕК: В прошлую пятницу-то? Ну я…

ДОКТОР (ЗЛОВЕЩИМ ТОНОМ): Чудесно-о-о… Сколько в тот день было доноров?

ВИТЕК: Только один. Сами знаете, народ нынче кровожадный пошел. В том смысле, что жадные они до своей крови — не хотят сдавать. Им все равно, что у нас план по сдаче крови государству не выполнен, что мы премии можем лишиться…

ДОКТОР (НАСМЕШЛИВО): Ай-ай-ай! Бедный мальчик! Бедный маленький Витек! Никто не хочет проливать свою кровь за его премию! (СЕРЬЕЗНО) Итак, в тот день кровь сдавал только один человек. Надеюсь, ты его запомнил, и можешь подробно описать.

ВИТЕК: Если вы так хотите — пожалуйста! Я знаю этого человека. Он обитатель нашего двора.

ДОКТОР: Ты хочешь сказать, что он живет в одном из домов, которые прилегают к вашему двору?

ВИТЕК: Хм… (НА СЕКУНДУ ЗАДУМАВШИСЬ) Ну что ж, так тоже иногда бывает. Но в основном он живет во дворе.

ДОКТОР: Как это, во дворе? Что он, собачонка бездомная?

ВИТЕК: Ну что вы, доктор, какая собачонка! Разве у собачонки может быть диплом о высшем образовании?

ДОКТОР: Глядя на некоторых молодых специалистов, я начинаю допускать подобную возможность!

ВИТЕК: Это в мой огород? Ну ничего, я не обидчивый — в конце концов, собака — друг человека.

ДОКТОР: Ах, да, да! Я совсем забыл об этом мудром изречении. Я сию же минуту готов просить у любой собаки прощение за то, что сравнил это благородное животное с тобой!

ВИТЕК: Я не понимаю, в чем причина ваших странных выпадов.

ДОКТОР: Ты узнаешь причину в течение ближайших нескольких минут, как только сюда придет Костик чебурашкин.

ВИТЕК: Костик Чебурашкин? Я впервые слышу это имя. Кто это такой?

ДОКТОР: Об этом потом. А сейчас я хотел бы узнать кое-какие подробности о человеке, у которого ты брал кровь, и который, как ты выразился, живет в вашем дворе.

ВИТЕК: Да. Так вот. Всего каких-нибудь три года назад это был талантливый инженер, всеми уважаемый человек. Называли его все не иначе как по имени-отчеству — Петр Васильевич — и жил он не во дворе, а у себя дома, в отдельной квартире, со своей женой Машей. Всем был хорош человек, одну только имел слабость — любил как следует выпить. И не то чтобы он был пьяница какой беспробудный, нет! Бывало месяцами капли в рот не брал. Но наступали праздники — и тут уж он дорывался! Домой после праздников приползал на четвереньках. Это уж как минимум.

И вот помню раз на майские праздники, года два назад это было, собрались мы с ребятами на небольшую вечеринку, и один наш товарищ помниться запаздывал. И вот мы с моим другом Мишкой вышли на улицу, чтобы этого товарища встретить, и как опоздавшего и проштрафившегося не пускать его в дом, пока не сбегает в гастроном и не принесет еще пару бутылок.

Вечер был холодный, товарищ долго не шел, и нам захотелось обратно, в компании.

Тогда я Мишке и говорю: «Слушай, давай оставим ему здесь где-нибудь записку: так мол и так, наверх не поднимайся, все равно не пустим, пока два пузырька не притащишь.»

А Мишка отвечает: «Да написать-то можно, но только куда эту записку положить, так чтобы он заметил?». Говорит, а сам задумчиво так, куда-то смотрит. Я тоже в ту сторону посмотрел и вижу: под кустами лежит Петр Васильевич. Жена Маша его пьяного на квартиру не пустила — вот он под кустом ночевать и устроился.

«Погоди, — говорит Мишка, — у меня идея!». И в подъезд ушмыгнул. А через минуту — обратно, и в руках у него пузырьки с чернилами и какие-то железяки. Кивает на Петра Васильевича. «Снимай, — говорит, — с этого пиджак и рубашку. Сейчас, — говорит, — я на этом типе попробую новый способ татуировки. Недавно о нем вычитал, но все не на ком было попробовать — добровольцев не было, все-таки татуировка — это на всю жизнь. А это тварь пьяная, бессловесная, его кожа что бумага — все стерпит.»

Я ему говорю: «Ты что, рехнулся?»