«В каждом Доме свои порядки», – справедливо говорили старшие. Мы же не учим, например, муравьев, как им обустраивать жизнь.
Животные в деревне имели весьма непривычный для меня облик, в лесу таких не было, и я усомнилась, что они смогут выжить. Сплошь травоядные, ни одного хищника, кроме жалких подобий волков. Каким мрачным, жестоким колдовством деревенским удалось превратить могучих красавцев в ничтожных трусливых уродов? Тут уж я ничего не могла поделать – как расколдовать волков, я и сейчас не знаю. Надо будет спросить у подруг.
А тогда я едва дождалась темноты, чтобы как можно скорее вернуться в лес. Так было мерзко и противно, словно узрела червей на трупе, словно целый день дышала смрадом разложения.
Я поняла: жизнь деревенских намного более несвободна. Особенно тяжело их женщинам и животным. Женщины всё время беременны и всё время работают, а животные сидят взаперти до тех пор, пока их не убьют, чтобы съесть. Самое непонятное – похоже, они каким-то образом размножаются в своих душных, мрачных узилищах!
В общем, тогда мне хватило дурных впечатлений, чтобы возвращаться домой не три, а четыре дня – настолько отягощали ум мрачные мысли.
И вот теперь я увидела этих полулюдей-полуживотных вблизи. Нет, я неправа, даже в мыслях роднить их с животными – оскорбление Лесу! Скорее, они наполовину безумцы, одержимые эгоцентризмом до умопомрачения. Неужто мы хоть в чём-то на них похожи?
-Девки-бабы, жрать охота! – вслух заявил бугай.
Я довольно долго наблюдала за ними, никак не могла поверить – неужели Лес лишил деревенских способности передавать мысли и чувства? Наверное, это наказание за жестокость к животным. Что ж, справедливо… Дик высунулась через борт лодки с каким-то мешком в руке.
-Афоня, лови! – и бросила вниз.
Тщедушный мужичонка живо обернулся в надежде углядеть красавицу без одежды. Увы, она уже была в косоворотой белой рубахе, такой, как на обоих деревенских.
Видимо, решила замаскироваться, чтобы в пути не выдать себя необычной одеждой. Не имея длинных волос, мы вполне могли издалека сойти за мужчин.
-«Нашу одежду хочу поберечь», – отозвалась Диксон –«В ней удобней идти пешком. А в лодке можно и в этой».
Схватив еду, дохляк не удержал равновесия даже сидя, свалился набок, застонал.
-Чего ты? – удивился второй.
-Да ты же сам, гад, ногу мне вывернул, а теперь спрашиваешь!
-Ну жаль, башку не скрутил…
«Из-за этой паскуды мною девки командуют», – возникла в голове Ивана мысль, породив новую волну злобы.
Порывшись в мешке, Афанасий вытащил тряпицу с куском сала, что-то коричневое, угловатое, и жёлтое круглое. Ещё поискал в мешке…
-А ножик-то? – крикнул наверх.
Небольшой грубо сделанный нож Дик вертела в руке, взвешивала – сгодится ли, чтобы метнуть? Покачав головой, на всякий случай сунула острый кончик между досок настила. Тонкое лезвие жалобно тенькнуло, обломилось.
Нож упал возле изменника, тот торопливо схватил, глянул, кисло скривился.
-Дурень ты, – насмешливый голос подруги комментировал разочарование Афони. –Кто ж предателю острый нож в руки даст? Иван злорадно заржал.
-Сюда давай! – выхватил мешок.
Квадратная еда оказалась довольно мягкой, губчатой, резалась легко. Поверх коричневого куска здоровяк уложил ломоть сала, очистил сухую шелуху с жёлтого клубня растения. Внутри тот оказался белым, закапал сок. Пища отправилась в рот, с хрустом перемалываемая мощными челюстями, над берегом поплыл острый пряный запах.
Афанасий тоже чавкал, уныло глядя в другую сторону. Из-за лодки появилась Диксон с пустым холщовым мешком и ворохом одежды в руках. Кроме рубахи на ней теперь полотняные штаны, подвёрнутые до колен. Издалека не отличишь от деревенского.
В этой одежде подруга показалась ещё сексуальнее – с загорелыми крепкими икрами, босыми ногами. В ворот рубашки легко запустить руку… Или обе руки снизу, она ведь такая свободная.
Читая мысли, Дик широко улыбнулась. Стала укладывать зелёную одежду в мешок, снаружи привязала пару обуви за шнурки. Мешков оказалось три – каждая из нас получила по одному плюс чистые штаны и рубаху в придачу. Выходит, я стирала напрасно…
-«Ничего, и те пригодятся. Потом не надо будет стирать», – глянула Диксон. –«На лодке это нашла – переоденьтесь, а своё в мешки завяжите. Не так жарко в холщовом, ну и маскировка…»
Укрывшись от посторонних глаз, я надела штаны и рубашку. Непривычно ощущать между ногами грубую ткань. Пожалуй, идти в них по лесу не смогла бы – до крови натрут кожу. Ну а в лодке, может, ничего.
Рубашка села лучше – такая же свободная, как на Дик, внутри ветер гуляет.
Раздеваясь на ходу, появилась Джессика. Я только глянула на её крупные налитые груди, разукрашенные следами поцелуев, и тут же сграбастала подругу в объятия. Слабый стон, сладкая истома были мне ответом.
-«А как же ты, Диксон?» – спросила старшая, ловко стаскивая с меня штаны.
-«Пока втроём не получится», – ответила Дик. –«Но мысленно я с вами».
Одновременно ощутили на губах её поцелуи. Так можно целоваться сразу втроём!
За несколько минут так перепачкались в мокром песке, что пришлось снова идти мыться. А солнце скрылось, быстро уж не обсохнуть. Стали промокать друг друга майкой Джессики – только что мы любили друг друга, а эти невинные прикосновения милых рук опять родили в душе огонь. На влажную кожу надели рубашки и штаны: мне показалось, жар тела высушил капли воды за несколько мгновений. Позвали подругу:
-«Кого из нас ты больше хочешь сейчас? Иди сюда, Дик…»
-«Обеих, девочки, только обеих. Мы займёмся этим в лодке, как стемнеет».
Диксон послала два глубоких поцелуя, заставив нас схватиться друг за друга, чтоб устоять на ногах. Объятия продлились несколько дольше необходимого – я оценила новую одежду Джессики, через неё намного приятнее осязать любимую…
-Надо мужиков схоронить, – пожрав своё сало, объявил Иван.
-Копать-то чем будешь? – недовольно осведомился предатель.
-Ты будешь. Ты убивал, тебе и копать. Казаном можно, песок копать легко.
-Не могу я, – попытался увильнуть от работы Афоня. –Нога болит сильно, вообще ходить не могу.
-Остуди ногу в воде, – велела Дик. Как и все мы, она видела вывих, решила вправить.
Подпрыгивая, Афанасий добрался до мелководья, задрал штаны. Минут через десять подруга сказала выходить и сесть на берегу. Предатель отчаянно трусил.
Полуприкрыв глаза, Диксон устроилась рядом, провела руками над синей распухшей лодыжкой, прислушалась к ощущениям. Как и Джес, я недоумевала:
-«Зачем ты возишься с ним?»
-«Почему бы и нет? Потренируюсь, да и полезно. Не придётся таскать его на руках в лодку и обратно. Не хватало ещё мужиков нянчить».
-«Пусть бугай бы таскал», – подумала я и тут же поняла собственную ошибку.
Мысли Ивана с головой выдавали непримиримое настроение. Верзила обязательно использует первый же подходящий момент для нападения на кого-нибудь из нас. Обтерев насухо руки, я взяла автомат.
-«Убить?» – спросила подругу.
-«Не надо. Как-то не по-людски это, стрелять в безоружного. Пусть нападёт – тогда и…»
-«Рискуешь, Рысь», – подумала ей.
Выражение глаз Диксон напомнило взгляд этого зверя. Смягчив черты лица, она ободряюще улыбнулась, излучила эмоцию уверенности.
Руки ловко крутнули ступню дохляка. Короткий вскрик – мы ощутили его облегчение, деревенский откинулся на песок, боль быстро уходила. «Подох, что ли…» – вяло проползла мысль в голове Ивана.
Вымыв ладони, Дик подвернула повыше раскатавшиеся было штаны, снова полезла в лодку. Её глазами мы видели груз: одиннадцать автоматов и патроны, несколько упаковок водки – по десятку литровых пластиковых бутылок в каждой. Три мешка соли. Несколько пил и топоров, кузнечный молот, тщательно закутанные в дерюгу. Ель предвидела, с ним что-то будет связано, не зря подруге дали имя «Боевой Молот».
«Интересный товар», – думала она, выволакивая из-под скамейки тяжёлый казан. «Большая часть от горилл, а торговля с ними вряд ли возможна – деревенских просто убьют и отрежут уши. Откуда они тогда взяли автоматы и водку?»