- Насколько я помню, - сказал Хармон, - вы потерпели поражение.
- Против нас выставили кайров. Первая Зима прислала Мельникам свой батальон, - холодно пояснил Джоакин. - Мы тоже просили помощи Первой Зимы, как и Мельники. Но герцог помог им, а не нам.
И правильно сделал, по мнению Хармона. Если отбросить вычурные дворянские словечки, то, чем занимался Рантигар, называлось бы резней и грабежом. Однако, участие в этой бойне делало честь Джоакину как воину, в особенности -- тот факт, что он вышел из нее целым.
- Ну, что же, приятель, расскажу-ка я теперь о себе.
И рассказал.
Хармон Паула Роджер - торговец. Без малого двадцать лет он колесит по востоку Империи, покупает то, что есть в избытке, везет и продает там, где этого не хватает. Шелк, бархат, сушеные фрукты -- в Альмеру, стеклянную и бронзовую утварь -- в Южный Путь, серебро и копченые колбасы -- в Земли Короны. Ему принадлежат девять лошадей, два фургона и открытая телега. Служат Хармону шесть человек. Нередко он торгует на городских площадях, откинув задний борт фургона. Если предложат хорошую цену, сбывает весь товар скопом кому-то из местных торговцев. Но главный доход приносят Хармону благородные. При этих словах Джоакин оживился, и Хармон подмигнул ему. Да-да, благородные. Только не те дворяне, что разъезжают по городам блистающими процессиями с гербами на попонах; не те, что пляшут на столичных балах и похваляются на играх и турнирах; не те, что собирают войска и рубятся друг с другом за ценные земли. Нет, иные. Есть в Империи немало дворян, сторонящихся шумной светской жизни. Кто стар, кто устал, кто нелюдим, а кто слишком умен для всей этой кутерьмы. Они живут в своих замках и поместьях, редко выезжая даже в ближайший город. Вот к ним-то и наведывается в гости Хармон Паула Роджер и предлагает товар -- купленный за много миль, отлично подобранный под вкус хозяина и хозяйки.
- И много у тебя... ммм... покупателей?
- Пара дюжин зажиточных рыцарей, несколько баронов в Альмере, несколько -- в Южном Пути.
- Тебя принимают в их замках?
- И за их столом, - У Джоакина загорелись глаза, Хармон не сдержался: - И в постелях их жен.
Парня перекосило. От возмущения или от зависти -- этого Хармон не разобрал. Торговец сжалился над ним:
- Учись понимать шутки -- пригодится в жизни.
Джоакин сдержанно улыбнулся и только теперь спросил:
- Сколько ты платишь?
Важная штука -- вопрос о цене. Задать его в нужный момент -- немалое мастерство. Кто мнит себя ловким дельцом, поспешит с вопросом, и этим лишь выдаст свое нетерпение и заинтересованность. А неопытный простофиля, напротив, затянет дело и заговорит о цене лишь тогда, когда крючок с наживкой уже глубоко войдет в его глотку. Джоакин затянул с вопросом.
Хармон назвал сумму. Она была много выше той, что получает старина Доксет, и чуть побольше той, которую имеет Снайп. Однако, вдвое меньше денег, что платят наемному мечу в походе, и, может статься, даже меньше жалованья смолденского городского стражника. Очень даже может статься.
Джоакин скривился, как от кислого вина.
- Ну, приятель, мы же не на войне, - примирительным тоном сказал Хармон. - Ты будешь спать в фургоне или в гостиницах, есть будешь вдосыта, а Луиза, к слову сказать, недурно стряпает. Жизнь твоя не окажется в опасности, в шкуре не появится новых дырок, кроме тех, которые предусмотрели боги. А наибольшие подвиги, что от тебя ожидаются, - поколотить нахального бродягу или отсечь пару пальцев карманнику.
- Но ты -- торговец...
"Ах, вот оно что! Для тебя, стало быть, слишком мало чести -- служить мне. На это намекаешь?"
- А ты -- наемник, - ровно произнес Хармон, исподлобья глядя в глаза Джоакину. - Притом, нищий наемник.
Джоакин вскинулся.
- Я не наемник!..
- Ну, а кто? - так же ровно отрезал Хармон. - Ты не рыцарь, не оруженосец, не ополченец, у тебя нет сеньора, и ты продаешь свой меч за деньги. Продаешь даже скоморохам. Как же тебя назвать, приятель?
Джоакин смешался и отвел взгляд. Хармон встал.
- Значит, вот как сделаем. Я пойду спать. Завтра с утра мы трогаемся в путь. Хочешь служить мне -- приходи. Не хочешь -- уедем без тебя. Да, и вот что. До утра научись говорить мне: "вы". А слово "хозяин" мне нравится еще больше.
Хармон Паула Роджер не сомневался, что молодой воин придет утром к постоялому двору. И он пришел, а верней, приехал. Под ним была поджарая гнедая кобыла.
Стрела
22 марта 1774 г. от Сошествия
Первая Зима, герцогство Ориджин
Карета скрипнула рессорами, сойдя с верхней точки перевала, - словно вздохнула с облегчением. Эрвин очнулся от дремоты и глянул в окно. Дорога плавно уходила вниз, змеясь по склону, и справа возносились к облакам хмурые утесы, а слева... Долина на миг ослепила Эрвина. Она была изумрудным пятном, манящей оттепелью среди скал, весенним цветком, пробившимся сквозь снег. Домики крестьян под соломенными крышами -- аккуратные, крохотные при взгляде с птичьего полета -- казались золотистыми кусочками свежего хлеба. Между ними то там, то тут рассыпана сахарная пудра. Невозможно рассмотреть крупицы с расстояния в добрый десяток миль, но Эрвин знал, что это -- отары овец. А у восточного края долины лежал подлинный алмаз -- голубое озеро. Город прирастал к нему, втискивался в уютный просвет меж водой и скалами, а герцогский замок врезался в озеро, черным клыком засел в его синеве. Если по правде, то нужно признать: родная долина весьма красива. Блистательна той особой красотою, какой бывают наделены лишь женщины и песни, крайне редко -- строения и места.
- Ничто прекрасное не должно пахнуть нищетой, - сказал Эрвин и подмигнул городу, лежащему внизу. - Можешь не поверить, но терпеть осталось недолго. Я принес тебе спасение.
Карета начала спуск, набирая ход.
Чертовски странно - возвращаться домой с чувством предвкушения. Эрвин хорошо знал, чем встретит его родная земля. Древний город, полный солдат и нищих; фамильный замок, напряженный и хмурый, как воин на часах; отцовские вассалы с каменными масками вместо лиц; сам отец, обладающий дивной способностью вложить угрозу в любое слово или движение, даже в молчание. И сестра - редкий проблеск света. Через неделю Иона выйдет замуж. Ее супругом станет граф Виттор Шейланд - правитель судоходной реки Торрей и узкой полоски прибрежной земли. Отец Виттора был банкиром, дед - купцом. Ни славой, ни могуществом, ни древностью рода он - не чета Ионе. До такой степени не ровня, что свадебные торжества будут выглядеть дурной комедией. И, несмотря на все это, Эрвин чувствовал предвкушение.
Я сделаю кое-что. Я принесу перемену. Таков будет мой свадебный подарок, дорогая Иона! Десять поколений великих предков -- славных военачальников и доблестных рыцарей -- не смогли побороть единственного противника: бедность. А я смогу! Забавно, правда? Я - не рыцарь, не полководец, я -- белая ворона. Однако тем, кто вернет славу Первой Зиме, буду именно я. Ты оценишь иронию, любимая сестричка.
Окончив спуск, карета прошла несколько миль петляющей пыльной дорогой и вкатилась в город. Он почти не изменился: те же аккуратные узкие дома в три окна, сжатые в плотную линию; остроконечные башни храмов и хмурые приземистые казармы; торговые ряды, крытые красной черепицей; арочный акведук, протянувшийся с гор, и очереди у водяных труб; гранитные всадники на площади Славы и чумной монумент на площади Милосердия... Эрвин придирчиво разглядывал улицы Первой Зимы, высматривая признаки бедности - и, к своему удовольствию, находил их в достатке. Поврежденные мостовые, истерзанные щелями; обвалившаяся штукатурка на фасадах; толпы попрошаек на папертях, унылая тишина у торговых рядов. Прекрасно!