Но эта группа, на первый взгляд, крепкая и спаянная, таила в себе непримиримое противоречие. Многое сближало ее с группой «благородных» вассалов: власть, нравы, тип состояния, военные обязанности. Военные обязанности и служили источником этих противоречий. Мннистериалы тоже приносили клятву верности «руками и устами». Как военных их посвящали и в рыцари, среди мэров и чиновников двоpa было немало посвященных. Но эта рыцари, эти могущественные люди, приверженцы благородного образа жизни, продолжали, несмотря ни на что, оставаться рабами, и в качестве таковых на них распространялось право «мертвой руки»; запрет на межсословные браки (разумеется, бывали и отступления, но они обходились дорого); запрет на поступление в монашеские ордена, если только им не давалась отпускная; они не имели права свидетельствовать на суде против свободного человека. Но главное, им было вменено унизительное бремя послушания, исключающее какое бы то ни было право выбора. Одним словом, юридический статус вступал в противоречие с реальным положением вещей. Национальные варианты решения этого конфликта были очень разными.
В английском обществе во все времена министериалы играли очень скромную роль. Деревенские сержанты, как мы видели, в большинстве своем не выходили на профессиональный уровень. Слишком незаметные и не слишком многочисленные bondmen обычно не попадали в королевские чиновники; позже закон их избавил от сельских работ, и значит, они никак не могли попасть в категорию вилланов. В большинстве своем бондмены не попали в старую категорию рабов, не попали и в новую. Будучи свободными, они пользовались правами, общими для всех свободных людей, а если вдруг удостаивались посвящения в рыцари, то тем особым почтением, которым пользовалось рыцарское сословие. Юридическая доктрина выработала особый статус для феодов сержантов, отличающийся от статуса чисто военных феодов; особое внимание было уделено тому, чтобы отделить как можно категоричнее «больших» и самых уважаемых сержантов, которые в первую очередь могли рассчитывать на оммаж, и «малых», которые были ближе всего к свободным крестьянам-держателям.
Во Франции произошел раскол. Менее могущественные или менее удачливые среди мэров так и остались просто богатыми крестьянами, которые иной раз становились арендаторами домена и получали права сеньора, а иной раз совсем отходили от административной деятельности. Это произошло, как только экономические условия позволили оплачивать услуги, тогда большинство сеньоров выкупили назад отданные должности и поручили управление своими землями настоящим управляющим за определенную плату. Часть чиновников баронских дворов, издавна принимавших участие в управлении городскими сеньориями, в конце концов получили место среди городских патрициев. Многие другие, наряду с самыми удачливыми из деревенских сержантов, проникли в благородное сословие именно в тот момент, когда оно уже вырабатывало свой юридический статус. Закладывалось это проникновение достаточно давно, и поначалу с помощью браков между министериалами и вассалами-рыцарями, которые становились все более частыми. Злоключения рыцаря из рабского сословия, который делает все, чтобы забыть о тяготеющем над ним ярме, и в конце концов попадает вновь в жесткие руки своего хозяина, были излюбленной темой как летописцев, так и рассказчиков XII века.
Рабство и в самом деле было единственным барьером, который мешал давно подготавливаемому слиянию этих двух, во многом сходных, социальных групп. Но это препятствие начиная с XIII века должно было казаться еще более непреодолимым, чем когда-либо. Именно в этом веке произошел знаменательный разрыв с традицией, существовавшей с незапамятных времен: юристы признали посвящение в рыцари несовместимым с рабским состоянием, что свидетельствовало о том, как остро стала ощущаться в это время сословная иерархия. Но вместе с тем это была эпоха массового избавления от рабства. У сержантов было больше денег, чем у кого-либо из рабов, и они первыми стали покупать себе свободу. Таким образом, ничто не мешало тому, чтобы право совместилось с фактическим положением, и те из сержантов, которые были ближе всего к рыцарской жизни и уже имели среди своих предков посвященных, получив свободу, получили и доступ к среде тех, кто от рождения принадлежал к рыцарству. Избавившись от лежащей на них печати рабства, они больше ничем не выделялись в этой среде. Большая часть из них стала мелким сельским дворянством, но вовсе не была обязана пребывать таковым. Герцоги Соль-Таванны, которые перед Великой французской революцией считались высшей аристократией, происходили от прево, служащего сеньору из Соля, которого тот отпустил на свободу в 1284 году (316).
В Германии группа Dienstmanner вместе с сельскими сержантами очень рано стали играть необыкновенно важную роль. В немецком обществе вассальные отношения никогда не занимали такого главенствующего места, как в северной Франции и Лотарингии. Когда эти связи ослабели совсем и готовы были исчезнуть, в Германии не искали средств их восстановления или обновления, как в других странах Европы, где таким средством стала ленная зависимость. Здесь чаще, чем где бы то ни было, доверяли зависимым и несвободным работы по дому сеньора. С начала XI века «рабы, ведущие рыцарский образ жизни», по выражению одного немецкого текста, были столь многочисленны при дворах главных магнатов и солидарность этого беспокойного племени была так велика, что очень скоро у них сложились свои собственные обычаи и традиции, которые потом были письменно зафиксированы в нескольких уложениях, где перечислялись и определялись их права и привилегии, словно бы оформляя рождение нового социального класса. С этой точки зрения, судьба их казалась столь завидной, что в следующем веке многие свободные люди с достаточно почтенным положением переходили в рабство с тем, чтобы получить доступ к среде мииистериалов. В военных экспедициях они играли первостепенную роль. Они заседали в судах, куда были допущены по решению сейма Империи, который разрешил формировать княжеские суды из министериа-лов при условии, что кроме них там будут находиться еще два, по меньшей мере, «благородных». В советах «могущественных» они занимали такое место, что по императорскому указу 1216 года отказать министе-риалу в принесении оммажа можно было только с согласия его князя. Бывали случаи, когда в церковных сеньориях министериалы принимали участие в избрании епископов и аббатов, а, когда те отсутствовали, тиранили монахов.
Королевские Dienstmanner занимали первые места в государстве, потому что все главные придворные должности, которые Капетинги распределяли между потомственными вассалами, их соседи-немцы раздавали простым сержантам, рожденным в рабстве. Филипп I Французский взял себе раба в качестве шамбеллана (317). Но должность была скромной, а сам случай, без сомнения, исключительным. Сенешалями французские короли иногда назначали крупных баронов; конюшими обычно брали мелких дворян из района между Соммой и Луарой. В Германии, где смены династий и, как мы еще увидим впоследствии, некоторые особенности государственной структуры помешали королям создать себе собственный Иль-де-Франс, оплот верного и постоянного нобилитета, обычно и императорские сенешали, и императорские конюшие набирались из рабов. Из придворной литературы мы знаем, что подобный порядок вещей достаточно часто возмущал аристократию. Но вопреки всему, министериалы до самого конца составляли привычный и самый близкий круг как Сальской династии, так и династии Го-генштауфенов. Министериалы воспитывали юных принцев, охраняли самые важные замки, иногда, по крайней мере в Италии, у них были крупные административные посты; и они же чаще всего осуществляли имперскую политику. В истории Барбароссы и первых его преемников мало фигур достигает таких высот, которых достиг суровый сенешаль Марквард Данвейлер, он умер регентом Сицилии, но был отпущен на свободу только в 1197 году, когда его хозяин пожаловал ему герцогство Равеннское и маркизат Анконы.