Этим единственным исключением был Линней, который как дворцовый лекарь присутствовал на всех празднествах. Он стоял у стола проконсула и, в соответствии со своими обязанностями, отведывал каждое блюдо и каждую чашу вина, прежде чем Экебол дотрагивался до них, чтобы убедиться, что они не отравлены.
Такое снятие пробы было обязательным ритуалом. Среди смеха и застольных бесед по одному вносили блюда, и Линней съедал добрый кусок от каждого так, чтобы все могли видеть. Спустя определенное время, за которое, как считалось, яд мог подействовать, пищу ставили перед наместником.
Прежде Феодоре никогда не приходило в голову, что лицо, отведывающее блюда, подвергается огромному риску. Близость с тем, кто в опасности каждый раз, когда Экеболу подают еду (а к тому времени в провинции было уже более чем достаточно ненавидящих его людей), заставляло ее отчасти испытывать то, что Линней должен ощущать при каждой перемене блюд.
Порой Экебол грубо обращался с ней, и в такие минуты она ловила в глазах Линнея муку ненависти и беспомощности. Он боготворил ее, но ничего не мог сделать, чтобы защитить.
Из-за того, что она жалела его, она все чаще делала так, чтобы он приходил к ней еще и еще. Экебол отчасти и сам был вовлечен в эту интригу, ничего не зная о происходящем.
С каждым днем наместник делался все более занятым — не только низменными наслаждениями с ганимедом, но и делом, которое интересовало его больше всего на свете: выжиманием последнего из подданных. Чтобы получить золото, он, не колеблясь, применял плеть и пытку, при которой кожаный ремень закручивали вокруг черепа до тех пор, пока жертва не начинала корчиться от невыносимой боли. Из-за своей все возрастающей алчности он разрушал деревни, разорял богатых купцов, взимая мзду за каждый тюк товара, короб утвари или безделушек, привезенных в провинцию, и привел в повиновение даже сборщиков налогов, известных своей вороватостью, которые теперь стали честно вести свои счета.
Конечно, речь шла не о том, чтобы усиленно пополнять казну империи. Экебол не знал никаких других интересов, кроме собственных, и в этом у него было полное взаимопонимание с Иоанном Каппадокийцем: с одной стороны, наместник находился под высоким покровительством при отсутствии всякого контроля, а с другой — периодически отсылал в столицу тайные подношения, что прекрасно устраивало обоих. Таким образом сундуки правителя провинции с каждой неделей становились все тяжелее.
А в это время девушка, которую он держал взаперти в своем гинекее, продолжала осуществлять свою женскую месть.
Иногда она со страхом думала о том, что ее связь с греком крепнет и становится все более опасной. Ей все трудней становилось обуздывать эту страсть. Помимо наслаждения, которое доставлял ей Линней, Феодора, как существо, наделенное необычайной пылкостью, которая бывает особенно сильна в ее возрасте, когда эмоции и чувства руководят всем, находила в их свиданиях средство от монотонности жизни — классическое оправдание женщин всех времен и народов.
Из-за ненависти к Экеболу измена стала для Феодоры формой протеста. У нее не было никаких колебаний. Будучи всю жизнь куртизанкой, она совершенно не считалась с общепринятой моралью, подобно молодому животному, что меняет одного самца на другого, который больше ей нравится. Отдаваясь рабу, который душой и телом принадлежал наместнику, она чувствовала, что наносит ему сокрушительный удар.
Но наиболее коварным было обаяние риска ради риска, что для некоторых натур является чрезвычайно притягательным. Опасность делала захватывающими краткие мгновения ее любви с лекарем, придавая особую остроту всем ощущениям.
Никто лучше самого Линнея не знал о грозящей ему опасности. Ему не было еще и тридцати, и, как предполагала Феодора, он не всегда был рабом. Родившись в бедной семье, он был самоучкой, но настолько незаурядным, что привлек внимание стареющего Филемона из Севилии, который взял его к себе учеником и помощником.
После смерти Филемона, едва Линней начал собственную практику, его постигло несчастье. Вспыхнуло восстание диких исавров[44] в горах Малой Азии. Войска, посланные из Константинополя, подавили мятеж. Затем началась охота за повстанцами, и в общей неразберихе Линней был схвачен, в частности за то, что лечил некоторых раненых из числа беглецов-исавров, которым случалось проходить через те места, где он жил. Линней не принимал участия в восстании, но прекрасно понимал бессмысленность всякой апелляции. Таким образом он оказался в рабских колодках, утратив дар речи от изумления и отчаяния. С тех пор он старался не падать духом ни при каких обстоятельствах. В конце концов он был продан Экеболу и привезен в эту отдаленную провинцию как личный медик наместника.
44
Исавры — горное племя, жившее в южной части Малой Азии. Исаврами по происхождению были византийские императоры Зенон и Лев III (717–741), основатель Исаврийской династии.