Женщина присела рядом, тихо вздохнула, осмотрела лагерь, отметив, как заходящее солнце красным багрянцем освещает телеги и повозки, как уставшие путники каравана расселись у костра в ожидании пищи и отдыха.
— Цера, — обратилась целительница ко мне, — говорят услуги вашей гильдии стоят дорого... — женщина умолкла, не решаясь окончить свой вопрос.
— Не без этого, лира.
— Цера..., — начала говорить целительница, но я ее перебила, поворачиваясь к ней, не снимая капюшона и, отпуская своего пса, мысленно посылая приказ охранять.
— Арника, я знаю, о чем Вы меня попросите. Как и знаю то, что плату за эту услугу не возьму ни с Вас, ни с кого либо. Но ответьте самой себе, готовы ли Вы к последствиям? Справитесь ли вы с собой? Со своей совестью?
Целительница замолчала, но я уже знала, зачем она тут и что она давно уже готова к тем последствиям, которые наступят после исполнения моей услуги. Еще когда только встретила весь караван на выезде из города, я знала о том, что эта женщина скрывает. Голос целительницы прозвучал тихо, но не для меня, я расслышала именно то, что нужно было: «Да, я готова!»
Поднялась, подошла к женщине, которая продолжала сидеть на мягкой траве, расправив свои юбки, присела на корточки перед ней, стянув капюшон плаща, и посмотрела в «старушечье» лицо. Я видела ее страх, как и видела силу ее духа и характера.
— Смотрите, лира, смотрите, это именно то, что вы хотели знать, — сказала я, взяв ее подбородок своими цепкими пальцами, не позволяя отвести взор. Вокруг нас закружилась тьма, поднимая похороненные в ранах сердца целительницы воспоминания.
«Все объяло пламенем.
Казалось, горел не только лес, но и небо и земля. Женщина спешила, она должна была успеть к своим мальчикам, должна была. И зачем она только оставила их одних? Почему не взяла с собой? Пожалела, что устанут от долгого пути в другое село?
Она так спешила к ним. Пару раз, попадавшиеся ветви кустов цепляли подол ее платья, горящие ветки оставляли на светлой нежной женской коже ожоги, но она не останавливалась, ведь там были ее мальчики, и они были совсем одни в этой старой лесной сторожке.
Женщина практически добежала, когда ее сердце резко кольнуло, и она поняла, что все кончилось. Не стало ее мальчиков, перестало биться сердце, и крик, вырвавшийся из груди женщины, был пропитан такой болью, что даже беспощадное пламя, будто поняв, это ушло гонимые ветрами в другую сторону.
Словно глядя со стороны целительница видела, как страшные минуты ее жизни вращаются в обратную сторону, показывая ей настоящую правду, предшествующую ужасной трагедии матери. Вот крыльцо ее старенькой избушки, покосившейся от времени, которую муж целительницы каждое лето латал, пока был жив, а после некому стало. А вот ее небольшой цветник, который она с таким трудом создавала назло всем домыслам вредных сельчанок. Они считали, что портить землю «дьявольскими цветами» может лишь ведьма, место которой на костре.
Воспоминания возродили в памяти все краски, все даже самые маленькие детали. Вот она видит себя, как выходит на крыльцо, целует в щечки своих мальчишек, давая наставления Ратмиру следить за младшим братом и принимать травы, что она им оставила. Теплые объятья и уверения в том, что все выполнят, видит, как закрывается тяжелый засов на старой скрипучей двери.
И вот, только скрылась ее фигура за чащей, как спустя время к дому подъехали два всадника, чьи лица скрыты капюшоном тяжелой черной мантии. Один из всадников обернулся и на его мантии отразился герб «Санториум Ром».
И для матери стало все ясно.
Они без труда они вошли в дом, ведь для магов их уровней простой засов да целительская защита так, пыль на ветру.
Спустя минуту, показавшуюся вечностью, один из санториумцев вышел, протирая белым платком меч от крови и сжигая его огнем, сорвавшимся с пальцев, огнем. В то время как второй послал свой сгусток красного пламени на ветхий домик целительницы, который с ярым удовольствием принялся за работу, пожирая все и оставляя после себя лишь пепел и невыносимую боль в остановившемся навсегда сердце матери…»