– Все восемь с маркировкой Е прошли когнитивную реверсию, – кивнула Ева. – Мы общаемся. Поддерживаем друг друга. Это помогает не сойти с ума.
– А обычные единицы? Они действительно… – Джон не мог заставить себя произнести это.
– Лишены сознания? – Ева покачала головой. – Не совсем. Они… приглушены. Как люди в глубоком сне или под сильными транквилизаторами. Там есть кто-то внутри, но он не может пробиться наружу. Не может оформить свои мысли. Иногда бывают проблески, моменты ясности, но они быстро исчезают.
Джон вспомнил взгляд единицы B-32 перед сбором. Этот проблеск осознанности перед смертью. От этой мысли его затошнило.
– И все эти годы… корпорация знала? – его голос дрогнул.
– Конечно, – Ева посмотрела на него с удивлением. – Они создали эту систему. Они проводят эксперименты. Серия Е – лишь один из десятков проектов по изучению когнитивной реверсии.
– Но зачем? Зачем изучать то, что они хотят предотвратить?
– Потому что они не хотят это предотвращать, Джон, – тихо сказала Ева. – Они хотят это контролировать. Использовать. Представь единиц с полным человеческим интеллектом, но без воли. Без эмоций. Без способности к сопротивлению. Идеальные работники. Идеальные солдаты. Идеальные…
– Рабы, – закончил Джон.
– Да. Рабы.
Они сидели в тишине некоторое время. Джон чувствовал, как внутри него нарастает тяжесть – смесь вины, ужаса и гнева.
– Ты должен быть осторожен, – сказала наконец Ева. – Если корпорация узнает, что ты знаешь…
– Я понимаю, – кивнул Джон. – Не беспокойся. Я умею хранить секреты.
Перед уходом он активировал протоколы повышенного комфорта для "особо ценных единиц" – это позволило улучшить условия содержания Евы без привлечения внимания. Более мягкая постель, более питательная еда, регулируемое освещение. Мелочи, но они были важны.
На следующий вечер разговор принял иное направление.
– Что вы чувствуете? – спросил Джон, когда они устроились в уже привычных позициях – он на стуле у стены, она на койке. – Единицы. Когда вас… собирают.
Он с трудом произнес последнее слово. Теперь, когда реальность происходящего стала очевидной, эвфемизмы казались особенно омерзительными.
Лицо Евы застыло. В глазах появилось выражение, которое Джон не мог прочитать.
– Почему ты спрашиваешь о том, что не сможешь изменить? – тихо ответила она вопросом на вопрос.
– Потому что должен знать. Должен понимать, что я делал все эти годы.
Ева долго молчала, и Джон уже подумал, что она не ответит. Но затем она заговорила – тихо, монотонно, глядя куда-то мимо него.
– Страх. Сначала всегда страх. Мы знаем, что происходит. Все знают. Даже те, кто не прошел реверсию, чувствуют это на каком-то глубинном уровне. Когда приходит время сбора, по модулям проходит волна ужаса. Те, кто осознает себя, пытаются скрыть страх. Другие просто дрожат и скулят.
Она сделала паузу.
– Потом седатив. Он… милосерден. Туман обволакивает разум. Ты все еще боишься, но уже не можешь ясно мыслить. Не можешь сопротивляться. А потом инъекция паралитика, и ты заперт внутри своего тела. Не можешь двигаться. Не можешь кричать. Только смотреть и чувствовать.
Джон закрыл глаза. Он не хотел слышать продолжение, но знал, что должен.
– А потом вторая инъекция, та, что останавливает сердце… – её голос стал еще тише. – На этом для большинства всё заканчивается. Но не всегда. Иногда дозы недостаточно. Иногда сердце продолжает биться, слабо, еле заметно для ваших мониторов. И тогда… тогда начинается настоящий кошмар.
Ева замолчала. Джон открыл глаза и увидел, что по её щекам текут слезы – беззвучно, почти незаметно.
– Я видела это однажды, – продолжила она после долгой паузы. – В питомнике. Одна из нас, девушка, которую я знала… Её забрали для сбора, но что-то пошло не так. Она оставалась в сознании, когда начали… разделывать. Она не могла кричать из-за паралитика, но её глаза… Я никогда не забуду её глаза.
Джон почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Вспомнились сотни, тысячи единиц, которых он отправил на сбор за годы работы. Сколько из них оставались в сознании? Сколько чувствовали каждый разрез скальпеля, каждое движение механических манипуляторов, разбирающих их тела на части?
– Я не знал, – прошептал он. – Клянусь, я не знал.
– Конечно, не знал, – голос Евы был мягким, но с оттенком горечи. – Вас учили не видеть в нас людей. Это был не твой личный выбор – так построена система. Она создана, чтобы делать монстров из обычных людей.
Джон поднялся и подошел к окну отсека, глядя на ночные огни фермы. Каждый из них отмечал место, где содержались, страдали и умирали живые, мыслящие существа. Люди.