И что, что она нашла?.. Как она сейчас живет?..
— Люди, — просто сказала девочка, глядя в окно.
Они были — чужие. И это Рам определил, едва завидев две фигуры в светлых одеждах.
Он вышел на улицу, подхватив с пола винтовку и на ходу впихивая патроны — здесь, в его бывшем доме, в них не было недостатка.
— Сиди там! — крикнул он девочке.
— Они чужие! — крикнула она в ответ, бросаясь за ним. — Они чужие, я это знаю!
Она злобно ощерилась и мотнула головой, и Рам впервые почувствовал родство.
— Тогда стой за моей спиной, дочка, — спокойно произнес он, глядя, как двое приближаются.
...Она держится за его куртку и неровно дышит.
Солнце светит нестерпимо ярко, и кажется даже, будто их тут два, как рассказывал давным-давно старик Конрад.
Пожалуй, у Рама еще есть шанс остаться человеком. Из тех, про которых говорила Дора. Из тех, которые не знали ничего о мутантах. Пожалуй, у него есть шанс...
Рам закрывает глаза и видит сны. Миражи — одним из них была Клара, другим охотник, третьим — девочка. И много-много отражений в зеркале... И совсем другое существо дергает подбородком, тянет носом воздух и дрожит, просыпаясь.
Конрад, я принес тебе чужие глаза.
Смотри.
«Весь мир спит.
Все, что ты знаешь. Все, что ты видишь. Все оно находится в состоянии глубокого, непрерывного сна.
Где-то есть они. Те, кто может проснуться. Но совершенно точно, что никогда, ни за что не появятся те, кто способен будет хоть кого-нибудь пробудить».
Клара распахнула глаза. Высокое темное небо не двигалось. Оно тоже спало. И спали созвездия.
— Горящий дирижабль.
— Что?
— Горящий дирижабль, — Клара поднялась и обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. — Это единственное созвездие, которое я знаю. Мне Дора его показала. Которая научила лечить.
— Я помню.
О дирижаблях говорилось и в «Науке сегодня», но картинок не было, и Клара никак не могла себе представить, как он, дирижабль, выглядит. По рассказам Доры выходило нечто огромное.
— Спи, твоя очередь.
— Пойдем, — Гид поднялся.
Позапрошлой ночью он не разбудил ее вовремя. К вечеру следующего дня валился с ног от усталости, а сейчас вновь принялся строить из себя неясно кого. Идиот. Или, быть может, ему просто снилось нечто гораздо более страшное, чем голос мертвой Доры в абсолютной, кромешной темноте.
И что там видел Гид во сне... Клара размышляла, шагая по песку. Разноцветные рыбки в грязной воде, распадающиеся в руках страницы, запасная бутыль формалина, проросшая коричневыми червями рука и — в перспективе, — такая же нога... Или просто Ферт. Везде он. Призраком.
— Зря я не провела операцию в убежище, — сказала он вслух. — Сглупила. Поддалась... чему-то.
Поэтому, должно быть, она не стала молчать, боковым зрением заметив вдалеке нечто черное, жмущееся к поверхности. Руины, скорее всего. Бывает ли здесь что-то иное?
— Отлично, — откликнулся Гид. Помолчав несколько секунд, он спросил: — А будь это домом, ты бы сказала о нем? Если бы я ничего не заметил.
— Конечно, — ровно ответила Клара. — Не могу же я упустить и вторую возможность провести операцию.
— Спасибо, — Гид криво усмехнулся. — Не забудь это.
Нельзя допустить распространение заражения. Но Гиду казалось, что он готов пропустить не то что дом или поселок, а даже целый город. Не заметить, пройти мимо, даже если придется касаться локтями стен и обходить настоящих, живых людей. Механический протез из цели становился мечтой, и это было очень трудно переносить.
Руины оказались руинами — разрушенным до основания... домом, вероятно. В темноте было сложно разглядеть что-либо, вдобавок, Гид действительно переоценил свои силы, вновь отказавшись от сна, — голова кружилась, приходилось часто моргать, чтобы более-менее различать и понимать происходящее.
— Здесь люк, — Гид не успел испытать облегчение. Клара подергала ржавое кольцо. — Заело...
Замка не было, по крайней мере, снаружи. Клара просунула между люком и металлической окантовкой лезвие ножа и осторожно, со скрежетом, повела им в сторону.
— Попробуй приподнять.
— Лезвие сломается, — со странным выражением произнесла Клара. — И тогда мы точно не попадем внутрь. А там... Рядом колонка, значит, под землей точно есть трубы. Там может быть что угодно. Укрытие, например. Или склад. Или...
Быстро, слишком быстро Гид надавил на рукоять ножа, звякнуло лезвие, Клара отчаянно рванула кольцо люка... и Гид едва сдержал досаду, когда крышка поддалась.
Остаток ночи они провели возле люка, опасаясь спускаться в непроглядную темноту. Сидели, спина к спине, и Кларе казалось, ее спутник спит — Гид почти не шевелился. Но когда небо становилось желто-оранжевым, он вдруг подался вперед и прошептал:
— Смотри... Что это?
Клара повернулась и увидела золотой шар в небе.
— Звезда. Блуждающая звезда — так говорил Хэнк.
— Так ты не впервые видишь ее?
— Я видела ее над Призраком дважды. Или больше, я не помню точно.
— Вот и я точно не помню... Наверное, тоже видел.
— Вообще... Ты когда-нибудь думал над тем, что помнишь? Дора... Да и Хэнк тоже, они считали, что память здесь играет против нас — мы слишком быстро забываем прошлое.
— А ты... — помедлив, произнес Гид. — Ты с ними согласна?
— Нет. Я думаю — память помогает нам. Забывать, чтобы каждый день, каждый час не тосковать по тому, что когда-то было. Заметил, как быстро у меня перестали трястись руки? Я уже и не помню почти — каково это, вдыхать чистый воздух оранжереи...
Гид помолчал, потому что вдруг понял — он сам с огромным трудом может вспомнить свою жизнь. До встречи с Фертом... Да и кто знает, что осталось бы в его разуме, если бы не шок от полученного заражения и все те изменения, которые с ним произошли. Обычная жизнь — как в Призраке или Эдене, — и он вряд ли бы отличил один год от другого.
— А детство? Я помню свою мать...
— Видимо, это тебе помогает.
— А ты — помнишь?
— Нет. Я думаю, в моем детстве было что-то неприятное. Настолько плохое, что память решила за меня. Не страшно, в общем... Просто иногда интересно, что там было. Но мне хватает того, что я помню себя последние лет пять... Это были хорошие годы.