Веселье возле сугроба нарастало. На первый взгляд Ники ничем не отличался от своих сверстников – такой же любознательный, шебутной мальчишка, как и миллионы его ровесников. Только самый внимательный взгляд мог заметить, что спинка ребенка под верхней одеждой чуть более выпуклая, совсем чуть-чуть. Но это была не обычная сутулость ребенка. Спина малыша, от шеи до самых лопаток, была покрыта густой шерстью – волчьей шерстью. Этот ужас постиг мальчика по вине доктора-садиста за тысячи километров отсюда. Малыш стал жертвой жестокого эксперимента чертова придурка, возжелавшего восстановить древний метод балаганных актеров по превращению людей в животных. Слава богу, закончить свой эксперимент с мальчиком он не успел, хотя и сильно изуродовал ребенка. Сейчас Анна больше всего на свете хотела избавить дорогого ей человечка от этого ужаса. Почему-то она чувствовала себя виновной в том, что мальчик до сих пор оставался таким, как сейчас. Она обошла множество клиник, прочла гору литературы на эту тему, но ничего не могла придумать для его освобождения. Необходима была обширная пересадка кожи. Анализы показали, что возможно использовать только кожу родственников, другая будет отторгнута детским организмом. При этом площадь пересадки была настолько велика, что не могло и идти речи о том, чтобы использовать кожу самого мальчика. А родственников у него не осталось, они погибли там же, в лаборатории сумасшедшего экспериментатора. Аня, думая о Ники, чувствовала собственное бессилие, потому что хотела и могла дать ему любовь, заботу, дом и тепло, но не в состоянии была вернуть ему здоровье.
И чем сильнее она мучилась, тем больше восхищало ее мужество маленького человечка. Вопреки своему уродству, отстранившись от той ужасной боли, которую он испытал за свою коротенькую жизнь, Ники продолжал оставаться добрым и ласковым ребенком. Анна была до глубины души растрогана поразительным мужеством, с которым Ники встречал выпавшие на его долю страдания.
«Я обязательно найду способ! – прошептала она про себя, упрямо сжав губы. – Я сделаю все, что потребуется, но малыш будет здоров!»
Собственные переживания, раньше казавшиеся Ане весьма достойными внимания, а, надо сказать, ее жизнь особо не баловала, теперь выглядели мелкими, и сама она казалась себе просто капризной девицей, не более. В самом деле, когда она в последний раз визжала от восторга? Просто смеялась от души? Почему ей больше не доставляет удовольствия прыгать на панцирной кровати с ногами – ведь двадцать лет назад она была уверена, что, когда вырастет, будет посвящать этому занятию все время. Или рисованию фломастерами на обоях. А теперь? Даже в снежки поиграть ей слабо! Ну уж нет, пора меняться. Прямо сейчас!
Исполненная решимости, она вскочила на ноги и бодро направилась в сторону резвящихся возле сугроба товарищей с твердым намерением присоединиться к их веселой возне. Она уже улыбалась, предвкушая удовольствие, как вдруг… получила снежком прямо в глаз, от неожиданности слабо пискнула и шлепнулась на землю. Крепко зажмуренный глаз отчаянно болел, стремительно тающие снежинки стекали по щеке, в точности как горькие слезы. Только сейчас Аня плакала одним глазом. Второй с изумлением взирал на бегущих к ней Макса и Ники. Лица обоих были такими растерянными и испуганными, что Аня невольно улыбнулась.
Ники добежал до нее первым, вцепился в рукав куртки и попытался поднять ее на ноги.
– Аня, тебе очень больно? Бедненькая! Не плачь, пожалуйста! – пытался он утешить ее дрожащим от слез голосом.
– Да все в порядке, – отбивалась Аня, смущенная собственной неловкостью, – совсем не больно, просто ни капельки.
– Ну ты, мать, даешь! – проворчал Макс, пытаясь скрыть за суровостью обращения свое беспокойство. Он взял ее лицо в свои ладони и повернул к свету, чтобы получше разглядеть возможные повреждения.
– Открой-ка глаз! – скомандовал он.
– Не могу! – помотала головой Анна. – Он не открывается.
– Макс, ей же больно! Помоги! Сделай что-нибудь! – взмолился Ники и приготовился зареветь.
– Да ничего страшного, мне кажется. Если ее высочество перестанет капризничать и позволит мне взглянуть на ее драгоценный глаз, то все будет в порядке. Ну, давай, дорогая, открывай его.