– Но не думаю, что вы к этому причастны, упаси боже! Однако уверен, что это было ваше первое, но не последнее соприкосновение с криминалом.
Саша закрыла на мгновение глаза.
– И вы упомянули герцогиню де Вальми, которая познакомила вас с мифической барселонской графиней. Муж герцогини был страстным коллекционером, и, как я совершенно случайно узнал, мой немецкий коллега некоторое время назад был в шато герцогини, где та презентовала ему доселе неизвестного Кандинского, проданного потом в Японию вне аукционных торгов. И герцог, и герцогиня мертвы, но имеется подробнейший список коллекции герцога: знаете ли, против него вели судебные тяжбы собственные дети. И никакого Кандинского в его коллекции не имелось!
Он замолчал, а Саша произнесла:
– Хотите кофе?
Гость, усмехнувшись, произнес:
– Не откажусь.
Готовя на кухне кофе, Саша лихорадочно пыталась собраться с мыслями. Зачем этот парижский эксперт с немецким именем приперся к ним?
А что, если он до них побывал в полиции и теперь, опутанный проводами для прослушки, пытается вызвать их на откровенность?
Но в такую возможность Саша как-то слабо верила.
Значит, он намерен их шантажировать – но как именно?
Вернувшись в зал, она застала месье Келлерманна играющим на полу с Иваном Ильичом, в то время как Илья, сумрачный и беспомощный, теребил бороду, сидя в кресле.
– Прошу вас, – Саша поставила перед гостем чашку. – И можете быть уверены, без стрихнина!
Тот, отхлебнув, с наслаждением сказал:
– О, какой чудный!
– Пусть вам мой муж приготовит, у него действительно получается! – вставила Саша и вдруг поняла, что ведет непринужденный разговор с человеком, который представляет для них смертельную опасность.
Для них и для их сына.
Отпив, Келлерманн сказал:
– Верю, что без стрихнина. И не сомневаюсь, что без цианида и мышьяка также. А ваш супруг, как я вижу, крайне талантливый человек. Да и вы, мадам, тоже не промах.
Сделав еще глоток, он продолжил:
– Хотите поведаю вам историю, ничем не подкрепленную, но от этого не менее правдивую?
Хотя Саша и Илья не отвечали, он продолжил:
– Молодой художник осознает, что таланта настоящего творца у него нет. Однако он в состоянии не просто копировать чужие стили, а перевоплощаться в известных и не очень мастеров, создавая шедевры, которые могли бы написать они.
Илья шумно вздохнул.
– И этот молодой художник вместе со своей музой решили использовать это в, скажем так, не самых праведных целях. Раз – и готов новый Петров-Водкин, которого вы купили за бесценок на блошином рынке.
Он уже не скрывал, что ведет речь о них.
– Но думаю, что это не раз, а какое-то иное число. Ведь в России вы тоже промышляли подобным?
Не дожидаясь ответа, Келлерманн добавил:
– Потом два – и герцогиня де Вальми презентует Кандинского, в коллекции ее мужа не имевшегося, немецкому эксперту-профессору. И сдается мне отчего-то, что герцогиня может иногда быть и графиней, не так ли?
Он внимательно посмотрел на Сашу, но та дала себе зарок, что не опустит глаза.
Не опустит глаза, не опустит глаза, не-опустит-глаза…
Не опустила – герой Сопротивления отвел взор первым.
– Самое интересное заключается в том, что герцогиня де Вальми, как я узнал, вместе со своим супругом была в означенный период времени в Америке: даты выезда из Франции и возвращения обратно задокументированы. И она уж точно не прилетала тайно, чтобы показать профессору Хуберу полотно Кандинского, которого у мужа герцогини и в помине не было.
Саша взяла чашку Хорста Келлерманна.
– Еще кофе?
Тот вежливо поблагодарил и отказался.
– Ну и наконец, в-третьих. Кампендонк барселонской графини: все осуществляется вами примерно по той же схеме, с некоторыми несущественными, связанными с личностным фактором эксперта отличиями. И с той разницей, что графини, в отличие от герцогини, в природе не существует. Но зато откуда-то взялся «Ковьелло с Мирандолиной».
И, повернувшись к Илье, он сказал:
– Думаю, из вашей мастерской, откуда я вас своим визитом вырвал. Над чем сейчас работаете – вновь Кампендонк, Эмиль Нольде или, кто знает, опять Кандинский?
– У вас не доказательств, – выпалил муж, и Саша сжала кулаки. Зачем такое говорить – такую фразу могут выдать только те, кто виновен.