Самая интересная категория.
Наконец, пятая: «демоны из преисподней искусствоведения», то есть галеристы и аукционисты. То есть все те алчные и помешанные на новых, новых, все новых шедеврах субъекты, которые были важны для финального мазка: получения прибыли.
С ними требовалось вести себя предельно четко, без малейших сантиментов, называя предполагаемую сумму выручки от продажи нового шедевра не реже, чем раз в две минуты.
Или даже в минуту.
Потому что если повторять постоянно «два миллиона, два миллиона, два миллиона», то даже самый разумный «демон из преисподней искусствоведения» не сможет устоять.
А разумных там попросту не было.
Стиль одежды: деловой, но всегда с аксессуаром (лучше одним), подчеркивающим высокий статус: платиновое кольцо с крайне массивным, лучше цветным, бриллиантом (у Саши осталось только скромное, ею не носимое обручальное колечко – а этого монстра ювелирного искусства Хорст забирал у падчерицы, без ее ведома, конечно же, пока та спала после очередной вечеринки) или сумочка известного модельного дома, за которой записывались в очередь жены миллионеров и терпеливо ждали полгода и год, пока до них дойдет очередь.
Иногда и перстень, и сумочка.
Самая предсказуемая категория.
Саша помнила, как у нее подкашивались ноги, когда она – уже не в роли графини или герцогини – вела беседу с экспертом, презентуя ему официальную первую картину из коллекции Хорста Келлерманна-старшего.
«Синих мартышек» Франца Марка.
Написанную за два месяца до этого Ильей.
Ведь одно дело – скрываться за маской чужого образа (эксцентричной герцогини, еще более эксцентричной графини), и совсем другое – быть самой собой.
Ну, не совсем.
Она была уверена, что провалила встречу, а Хорст после того, как эксперт, восторгаясь шедевром немецкого экспрессиониста, удалился, с почтением сказал:
– Ты была потрясающа! Вот это самообладание, вот это выдержка, вот это юмор!
Уверенная, что он иронизирует, Саша спросила:
– Ты не шутишь?
Он не шутил.
«Синие мартышки» Франца Марка, купленные частным американским музеем, стали самой дорогой картиной этого художника, проданной на аукционе.
Илья, получив возможность делать то, что только и мог, окончательно ушел с виллы Арсон и посвятил себя одному: созданию шедевров.
Пусть и чужих.
Они крайне зорко следили за тем, чтобы Иван Ильич не проник в мастерскую, всегда запирая ее на ключ.
Дело было не в том, что подрастающий сын мог что-то повредить, а в том, чего он не должен был увидеть.
И не по причине боязни разоблачения (вот этого-то ни Илья, ни Саша как раз и не опасались), а чтобы он не понял со временем: его родители – дружная искусствоведческая ОПГ.
Наблюдая за тем, как муж творит, Саша понимала: он счастлив.
А она сама?
Она была тоже счастлива: у нее имелись любимый и любящий мужчина, практически здоровый сын, большой дом, полная финансовая независимость – и возможность помогать другим.
Они неукоснительно тратили половину своей доли выручки за каждую картину на помощь больным детям: у Саши имелись списки организаций, а также отдельных нуждавшихся в помощи мальчиков и девочек и их родителей.
И если мир альтернативных идей великих мастеров – это было царство Ильи, то ее вселенной стала помощь тем, кто в ней нуждался.
Ну а деньги-то у них были.
Да, деньги были и у них, и у их компаньона по преступлениям Хорста, который испытывал прямо-таки детскую радость от того, что они делают.
– Скажи, Хорст, а зачем тебе столько денег? – спросила как-то Саша. – Ты ведь и до… до нашего бизнеса был обеспеченным человеком.
Имевшим возможность подарить любимой жене платиновое кольцо с массивным розовым бриллиантом, которое та, умирая от рака, завещала своей дочери от первого брака, негодной Николь, которую Хорст в память об умершей жене тащил на своем горбу, хотя девочке уже шел четвертый десяток.
Тот вздохнул:
– Деньги есть, но не такие, как нужно.
– Гм, а на что нужно? Николь что, делает такие долги?
– Николь все делает, в том и числе и долги, но это полбеды. Нет, я хочу осуществить свою заветную мечту.
Ага, заветная мечта была не только у Ильи, но и у Хорста.
– Я пытаюсь собрать коллекцию деда – подлинную. Она рассеяна по всему миру, я вышел примерно на половину того, что ему принадлежало. Вот потихоньку и скупаю, где продают. А если не соглашаются, то жду и увеличиваю свое предложение.