Саша едва не вздрогнула. Неужели…
Неужели он понял, что купленная им картина подделка, и пришел, дабы потребовать свои деньги обратно?
– Знаешь, мне в России стало в последнее время что-то неуютно, поэтому я решил переместиться в страну с более теплым климатом.
Ага, большие динозавры сжевали динозаврика поменьше. Сжевали и не поперхнулись.
– Да и все эти нефтегазовозолотоалмазные дела тоже обрыдли. Пора о душе подумать.
С каких это пор – как у тебя отобрали рычаги влияния и бизнес?
– Искусство – вот что вечно! И не сиюминутное и ширпотребное, а то, которое сотворили гении. Ну а Франция – подходящая страна, чтобы заняться искусством, не так ли?
Он что, тоже решил осесть во Франции? Этого только не хватало!
– И ты пришел ко мне, чтобы сообщить сие известие? Будешь кофе?
Она все-таки предложила, но не на правах гостеприимной хозяйки, а чтобы собраться с мыслями и успокоить чувства.
Она разбила на кухне аж две чашки и перевернула кофемолку – ее била крупная дрожь. А когда она наконец вкатила столик с кофе и деревенскими сладостями (поднос бы не донесла – уронила), то увидела, что Федора в столовой нет.
Саша бросилась в соседнюю комнату, вышла в сад. Даже заглянула в детскую к Лауре, где та возилась с игрушечной кухней.
– Ты дядю не видела? – спросила с тревогой Саша, и дочка спросила:
– Мамочка, а дядя будет у нас жить?
Федора она обнаружила на самом верху винтовой лестницы, перед дверью в мастерскую – к счастью, всегда запертой: ключ от нее был только у Саши и у Ильи.
– Мастерская мужа? – спросил Федор, дергая ручку. – Кстати, где твой благоверный? Может, познакомишь?
Вот уж точно нет!
Собравшись с духом, Саша саркастически спросила:
– А чулан и курятник тоже показать?
– О, вы держите кур? Как забавно! Ты, внучка академика из Питера, держишь кур! Ну, пойдем пить кофе!
Он пил и нахваливал, а Саша, не отводя от него глаз, вдруг поняла: нет, она не перестала его любить.
Хотя перестала: то, что испытывала, было не любовью, а вожделением.
И, кажется, Федор это чувствовал.
– Малышка, повторюсь, ты, я вижу, неплохо устроилась! Насколько я в курсе, ты в искусствоведческой сфере занята, со всеми галеристами и аукционистами на короткой ноге?
Она неплохо устроилась? И это говорит ей олигарх-миллиардер?
Впрочем, он трижды прав: неплохо – даже, думается, получше него самого.
И для этого ей не потребовались все эти нефтегазовозолотоалмазные дела.
– Рад за тебя. Вижу, ты преодолела черную полосу в жизни. Извини, что тогда так внезапно исчез, но у меня тоже была черная полоса.
Ага, очень черная – с картинами ее дедушки!
И Саша вдруг поняла: он же не знает, что ей все известно. Федор исходит из того, что навещает свою прежнюю любовь, наивную и смотрящую ему в рот.
Ну да, имей он представление о том, что ей известна его роль в смерти ее дедушки и исчезновении ее картин, то даже такой наглец, как Федюсик, к ней бы не заявился.
Значит, не имеет.
Ведь она никуда не заявляла, ничего не предпринимала.
Ну, как сказать ничего – ПВК же загремела-таки в колонию, после которой, однако, сумела найти хлебное местечко у своего сообщника Федюсика.
И Федюсик уверен, что внучка академика ничего так и не просекла.
Плеснуть ему кофе, желательно погорячее, в смазливую олигархическую морду и вызвать полицию?
Которой она что скажет?
И какое дело провинциальной французской полиции до убийства какого-то старика и похищения картин в Питере столько лет назад?
Вот именно: никакого.
Накричать, обвинить его в совершенных преступлениях, ударить сковородкой и выгнать взашей?
– Но твоя черная полоса, вижу, началась, – проронила Саша, а Федор вздохнул и на полном серьезе стал изливать ей свою олигархическую душу.
Партнеры по бизнесу – акулы, бывшая жена – мурена, бывший тесть – спрут, нынешняя пассия (нет, не Маша и даже не Глаша: Ариша!) – квелая медуза.
А кто она сама, золотая рыбка, что ли?
– Теперь ты понимаешь, почему я оказался во Франции? Сначала хотел в Италию махнуть, но все эти римские мраморные статуи на меня наводят скуку, хотя некоторые весьма аппетитных форм…
Поставив чашку на столик, Саша спросила:
– Что тебе нужно?