Все прошло чин по чину, через своего нотариуса, что в Москве, что в Питере, со всеми формальностями, официальными бумагами, печатями и подписями.
И с фальшивыми покупателями, которых играли специально нанятые, не внушавшие ни малейших подозрений людишки, кажется какие-то безработные актеришки.
И за одну, и за другую квартиру были выручены более чем солидные суммы в рублях, которые тотчас были переведены в доллары и вручены внучке академика.
А она вместе с Федором отвезла их в банк и по его настоятельному совету положила в банковскую ячейку: чтобы никто не украл.
Пачек с долларами было много, очень много, и все фальшивые. Документы о купле-продаже подлинные, рубли тоже, а вот доллары, которые получила за них девчонка, просто фуфло.
Об этом Федор позаботился заранее, благо, что было несложно: словно у ребенка игрушку отнять. Ну, он отчасти и правда у ребенка отнял, только не игрушку, а две квартиры, но что поделать.
Не он бы сделал, так кто-то другой так поступил.
Девчонка, в деньгах пока что не нуждавшаяся и уверенная, что в банке у нее имеется ячейка, забитая сотенными долларовыми банкнотами, интереса к ним не проявляла.
А когда проявит, все быльем порастет, да и самого Федора рядом с ней не будет.
Оставалось заняться картинами, но с этим, как оказалось, было намного сложнее.
– Нет, продавать я их не собираюсь! – заявила Саша, причем весьма гневно, и уставилась на Федю. И с чего это он уже в который раз поднимает этот вопрос? – Это все, что осталось от коллекции дедушки! И вообще от дедушки! И от моей семьи! – заявила девушка. – Зачем мне их продавать, если у меня и так достаточно денег после продажи двух квартир?
Федор, поцеловав ее, произнес:
– Ну, не исключено, что картины, как и квартиры, навевают на тебя дурные воспоминания. Ведь и твоего деда, как ни крути, убили именно из-за них.
Сердце у Саши сжалось: да, Федя был прав.
– На них его бабка и его матушка изображены, и если я их продам… Нет, я не могу – да и не хочу! – заявила она. – И вообще, давай не будем об этом говорить. А лучше порассуждаем о нашей совместной жизни. Ты ведь…
Она запнулась. Федор был тем, кого она любила, – и единственным, кто оставался у нее на всем белом свете.
И добавила дрогнувшим голосом:
– Ты ведь возьмешь меня в жены?
Девчонка была упрямой, наверное сказывалась ее испанская, или как там, каталонская кровь. Уперлась своим академическим рогом – и ни в какую, продавать картины не намеревалась.
А ведь все было уже готово: тот же трюк, что и с долларами, – большие деньги, только все поддельные.
Но вместо того чтобы согласиться с его предложением, она его отвергла – и сама сделала ему предложение.
Ну да, элементарно заявила, что он должен взять ее в жены!
Так как операция была провернута только наполовину (квартиры он у девчонки уже изъял, а вот картины еще нет), то не оставалось ничего иного, как ответить согласием.
Хорошо, что после похорон свадьбу не празднуют, поэтому удалось убедить внучку академика подождать до следующего года, а вот там…
Так долго Федор ждать, конечно же, не намеревался. Денег обе квартиры, быстро перепроданные, принесли солидно, но ведь он мог получить еще больше. Да и с подельниками пришлось делиться, а Федору хотелось все сразу и одному.
Две картины все еще являлись собственностью девчонки, однако этому предстояло скоро измениться.
Саша поверить себе не могла: она сделала парню предложение, хотя все должно было быть наоборот.
Но в ее жизни все шло наперекос, поэтому, взяв на себя инициативу, она и спросила Федю, чем его явно ошарашила.
Однако он, выслушав ее предложение руки и сердца, улыбнулся, поцеловал ее и ответил:
– Ну конечно же да! Я возьму тебя в жены, а ты меня в мужья.
Саша была на седьмом небе от счастья – он согласился!
Она бы умерла, если бы он отказал. Но не отказал ведь.
– Только давай повременим, – внес он предложение, – потому что у тебя дедушка умер, а потом бабушка. Да и моя бабуля, надо сказать, очень и очень плоха…
– Можно мне с ней познакомиться? – попросила Саша, и Федор вздохнул:
– Конечно да, но только когда ее выпишут из больницы. Ты ведь знаешь, что я очень тебя люблю?
И поцеловал ее.
Ну да, внучке академика только с его бабкой знакомиться. Что же, он бы мог познакомить, но общество этой старой алкашки, вечно матерящейся, неизменно с окурком в железных зубах, вряд ли так уж понравилось бы этой утонченной питерской девице.