И он ей его обеспечивал.
А заодно и уяснил для себя, что к помощи Полины вполне можно прибегнуть, если речь идет о крайне щепетильных и не особо законных делах в области искусства.
Ну или о совсем незаконных.
Поэтому-то он и привлек Полину для этой нехитрой операции: красть у девчонки ничего не требовалось, она сама все отдала.
А остальное было делом техники.
Федору было даже жаль внучку академика: справляя в начале июля свой день рождения, она так радовалась, так резвилась, строила такие планы на будущее…
Будущее, которого у нее, по сути, не было и которого, если уж на то пошло, лишил ее он.
Город был заполнен туристами, белые ночи вот-вот должны были закончиться, и все наслаждались этими сизыми часами, заполненными романтикой, негой и любовью.
Двадцатый день рождения Саши они встретили на набережной, окруженные разномастной праздношатающейся публикой, и Федор, поцеловав девушку, произнес:
– С новым годом твоей жизни, милая, с новым счастьем! Все будет хорошо!
Саша, чьи глаза блестели от слез, произнесла, прильнув к нему:
– В этом новом году ведь все будет лучше, намного лучше?
И Федор заявил:
– О да, все будет лучше, я тебе обещаю!
А ведь знал, что врет.
Удар последовал всего три дня спустя. В тех же «600 секундах» сообщили о зверском нападении на известного искусствоведа Волкову-Красовскую, в результате которого сама искусствовед оказалась в больнице, а ее дача была обчищена подчистую.
О произошедшем Саша узнала от Федора, который поведал ей неутешительную весть: вместе с прочими предметами искусства, деньгами и украшениями с дачи Полины Аркадьевны унесли и картины Репина и Пикассо, отданные ей на экспертизу.
Саша только упала на ковер, чувствуя, что не в состоянии даже заплакать – она так и знала, что лишится этих двух картин.
Она и лишилась.
Успокаивая девушку, Федор склонился над ней.
– Их найдут, поверь мне, их найдут!
Саша закричала:
– Убийц дедушки тоже ищут – и что, нашли?!
Федор примирительно вздохнул и добавил:
– Это все исключительно моя вина. Если бы мы не отдали ей на экспертизу картины, то ничего бы этого не было. Это я во всем виноват…
Чувствуя себя крайне неловко и понимая, что повела себя как последняя дурочка, Саша обняла Федора и прошептала:
– Конечно же, нет! Картины украли, но их найдут – ты прав. Я бы не пережила, если бы у меня украли тебя.
И добавила:
– Давай поженимся?
Ну да, все прошло как и было задумано, за исключением одного: девчонка вдруг захотела замуж, причем немедленно. Никакого тебе траура по любимому дедушке, никакого следующего года – вот прямо сейчас идти и подавать заявление в ЗАГС.
Тогда Федору удалось отвертеться и убедить внучку академика, что надо остыть, подождать, обмозговать решение; уговорить-то удалось, но она была по-прежнему полна решимости.
Пришлось даже затащить ее в постель и, несмотря на то что приехал к ней от одной жаркой цыпы, бывшей пассии бати, заняться с нею сексом, что всегда действовало.
Ну или любовью, как предпочитала стыдливо говорить внучка академика.
Но даже во время секса девчонка все время верещала о том, что они на следующей неделе пойдут и подадут документы, а потом как можно быстрее распишутся. Причем вещала об этом как о свершившемся факте и даже его мнения не спрашивала.
Федор понял: пора рвать когти и завершать их и без того затянувшийся роман.
Ну да, не так давно все сходили с ума от «Романа с камнем», а у него был роман с квартирами и картинами.
Но теперь и квартиры, и картины его. Потому что никакого нападения на Полину в действительности не было: ну да, пришлось устроить у нее на даче кавардак, унести кое-какие вещички, а потом несколько попортить физиономию заместителю Русского музея и даже привязать ее к стулу. И даже жестко, как Полина и любила, ее там трахнуть.
Все должно выглядеть правдоподобно.
Но цель этой акции заключалась, во-первых, в том, чтобы по просьбе Полины, находившейся сейчас как раз в процессе расторжения брака со своим опостылевшим супругом, изъять кое-какие наиболее ценные вещи из их совместного обихода, дабы не пришлось делиться с этим самым опостылевшим супругом, а во-вторых, сделать так, чтобы и Репин, и Пикассо просто-напросто исчезли.
Потому что – и Полина сказала это ему сразу, а потом, проведя детальное исследование, подтвердила – оба полотна были подлинниками.