Она-то воображала, что это пожилая, остроумная питерская интеллигентка, кандидат наук или даже доктор. И, конечно же, опрятно и с шиком Северной столицы одетая: седой волосок к волоску, брошь или камея на воротнике шелковой блузки, очки в золоченой оправе.
А перед ней стояла опустившаяся, взлохмаченная, в расстегнутом засаленном полосатом халате, кажется с чернильным штампом больницы, откуда в своем время он был наверняка украден, старуха. Из-под халата было видно то, чего Саша ну никак не желала видеть. В уголке морщинистого рта худой как жердь старухи с лицом многолетней алкоголички тлела вонючая цигарка.
– Ну, чего шабаш устроили, ироды? – спросила она, словно и не замечая Сашу и грозя кулаком в спину соседке с бигуди. – Спать нормальным людям не даете!
Саша поняла, что ошиблась: нет, это, если уж на то пошло, родственница какого-то Федора Захарова, по причине чего она выражала ему свои самые искренние соболезнования, но точно не бабушка ее Феди.
Та же, взглянув наконец на гостью, просипела, пуская ей в лицо едкий дым:
– Что надо, красавица? Может, в магазин сбегаешь, нам на опохмел принесешь? А то шары гудят, а мы все вылакали!
Нет, точно не бабушка ее Феди.
– Вы извините, я ошиблась… – пробормотала она, пятясь спиной и намереваясь ретироваться. И тут ее взгляд упал на стену комнаты, где висели несколько фотографий.
На одной из них был изображен Федор, ее Федор: пусть и школьником, но вполне себе узнаваемый.
Остановившись как вкопанная, Саша обомлела.
– А что, если не извиню, красавица, а сейчас тебе в твою рожицу грязными ногтями своими вцеплюсь? Я это умею, подтверди же!
Из комнаты донесся чей-то похожий на рык хрюк.
– Так что сбегай в магазин и купи на опохмел, будь добра. В долг, я тебе потом отдам!
Из комнаты кто-то прохрюкал:
– Брешет! Не отдаст!
Старуха, матерно выругавшись, перекинула сигаретку в морщинистом рту из угла в угол и повторила:
– Ну, если и не отдам, ты чего лезешь, стервец? Опохмелиться же хочешь, а тут нам сейчас испуганная красавица из магазина притащит. Ведь притащит? Иначе в лицо когтями вцеплюсь!
Нападения старухи Саша, ее угроз даже не услышавшая, уж точно не боялась, ее трясло от другого: выходило, это в самом деле была бабушка Федора.
Ее Федора.
Она еле выдавила из себя:
– Это ваш внук?
Ничуть не удивившись странному повороту их светской беседы, старуха, обернувшись, уставилась на фотографию улыбающегося прелестного мальчика в школьной форме и с пионерским галстуком.
– Ну да, мой Федька, он самый, стервец! А ты что, по его душу пришла? Ничего не скажу!
И захлопнула перед носом Саши дверь.
Та, осторожно постучав, спросила:
– Вам сколько бутылок водки принести?
Взирать на то, как с утра водочка льется в граненые стаканы, в потом отправляется в рот, было выше сил Саши, поэтому, сбегав в расположенный неподалеку магазин и притащив три бутылки водки, а также, по особому заказу того, кто валялся в грязных перинах и чьего лица она не видела (а лицезрела только черные заскорузлые пятки), и коньячку, девушка встала спиной к столу, усеянному огрызками и объедками, и принялась рассматривать фото на стене.
Ну да, это был Федор лет десяти, вот лет двенадцати, а вот, судя по всему, когда окончил школу.
– Что, моего внучка ищешь? – произнесла бабка, судорожно вливая в себя водку. – Ох, молодец, красавица, за такое я тебе все расскажу, всю правду!
– Брешет! Она всегда брешет! Даже когда брешет! – раздался голос знатока, кажется мужчины, из грязных перин.
– Значит, вы тогда всегда говорите правду, не так ли? – обронила рассеянно Саша, но сей логический силлогизм был для мозгов обитателей пропитанной алкоголическими парами комнаты в коммуналке уж слишком мудрен.
Рядом с фотографиями Федора она обнаружила и снимок красивой пары: запечатленный на фото мужчина был вылитый Федор, разве что только без усов по моде семидесятых.
– Этой мой зятек, он срок на зоне мотает, – произнесла, дыша ей в спину перегаром, старуха, снова закурив: вся комната была пропитана едким амбре никотина. – Повезло моей дочке, надо сказать, хороший был человек. Хоть и убивец. Но шлепнул по делу. Она сама серая мышка, как видишь, не такая красавица, как ты, а отхватила себе такой лакомый кусочек.
– Прямо как ты, старая! – заявил из перин обладатель черных заскорузлых пяток, столь ценящий магазинный коньяк.