– А они… погибли в автокатастрофе? – спросила осторожно Саша, уловив, что старуха говорит о родителях Федора в прошедшем времени. Ведь он поведал ей эту трагическую историю, хотя и без подробностей, потому как ему не хотелось об этом вести речь, хотя и много лет прошло: как же она его понимала!
Старуха едва не проглотила бычок.
– Это кто тебе такое наплел? А, понимаю, мой внучок! Ну да, он враль еще тот…
– Весь в бабулю! – пояснил голос с перин.
– Да замолчи же ты, уродец! Дай с человеком нормально поговорить! Так что, Федька тебе о катастрофе наплел?
Саша смущенно кивнула.
Бабуля, лихо откупоривая вторую бутылку водки (первая уже опустела), заявила:
– Ну, это он часто такое сочинял, чтобы не говорить, что моя дорогая дочурка по пьяни коньки отбросила, а мой зятек того, кто ей паленую водяру продал, мочканул. Ну и срок мотать отправился, само собой, – за мою дочку. Любовь у них была – райская! Семь лет уже отсидел, шесть еще осталось, если, конечно, по УДО не выйдет, что вряд ли – все-таки мокруха!
Саша никак не могла поверить – мать Федора умерла от паленой водки, а отец убил продавца этого пойла и получил за это, выходит, тринадцать лет, которые и отбывал в местах не столь отдаленных.
– Что, не ожидала? Ну, мой внучок умеет себя подавать, к тому же он парень знатный, ему девки на шею вешаются будь здоров!
– Говори спасибо, что не мужики! – снова подал голос тот, кто лежал под грязными перинами, и старуха, разозлившись, схватила поломанную выбивалку для ковра, висевшую среди прочего хлама, и стала стегать обладателя голоса и острого языка.
– Ты о моем Федьке так не говори! Он, может, и прохиндей, но он мой внучок!
Отбросив выбивалку, старуха выпила водки и, повалившись на стол, произнесла:
– Что-то сердце прихватило! И я, кажется, бычок в запале поглотила. Ой, как колет-то! Дай прикурить!
Методика борьбы с болью в сердце была более чем оригинальная. Саша предложила вызвать «скорую», на что голос из перин ответил:
– Сюда только из медвытрезвителя приезжают! Дай ей закурить, вмиг все снимет!
И действительно, когда старуха затянулась вонючими дешевыми сигаретами, лицо у нее порозовело.
– Врачи все твердят, что мне нельзя пить и курить, но если перестану, то сразу окочурюсь. Знаю, что если продолжу, то тоже, но попозже.
– Все мы окочуримся, с водкой и сигаретами или без! – проявил недюжинные философские познания тот, кто лежал в перинах. – И не надо было меня стегать, больно же, в самом деле!
– А ты моего внучка не оскорбляй! Он у меня хороший, хоть и плохой!
И, уставившись на Сашу, старуха вдруг спросила:
– Ты, часом, не из ментовки, красавица?
И сама же дала ответ:
– Нет, не из ментовки, там таких не держат. Ну, значит, мой внучок с тобой шуры-муры разводил, а потом бросил, а ты пришла, чтобы его найти и свою девственность ему подарить?
Саша судорожно кивнула. Выходило, что она была не первой посетительницей в этой каморке?
– Что мне тебе сказать? Со мной поганец не общается, хотя я его вырастила, когда мамашка померла, а папашка на зону загремел. И мать ему заменила, и отца…
– А он тебя просил? – произнес голос из перин, и старуха вздохнула.
– Ну да, перестаралась маленько. Надо было с ним строже, хотя я его драла и выбивалкой, и шлангом, когда у нас пылесос еще был…
Теперь, выходило, уже больше нет.
– Он же видел, к чему весь этот криминал приводит, ан нет, туда же подался! Связался с авторитетом одним…
– Авторитетом? – переспросила Саша, и голос из перин пояснил:
– Ну, «Крестного отца» видала?
Даже читала, причем в подлиннике, но упоминать об этом было бы вряд ли уместно.
– Вот с одним из питерских «крестных отцов» он и связался, вернее, ему продался: те ему жизнь хорошую, вне его бабки-алкашки и коммуналки обеспечивают, учебу на юриста оплачивают, а он их человеком становится.
Федя, ее Федя, был связан с питерским криминалом – да ни за что в жизни она не поверит этому!
– Что интеллигентскую рожу кривишь? Да, такой мой внучок, ищет где лучше. Ну, я не против, вольному воля. Я вот спиваюсь, но зато человек честный, всю жизнь на заводе оттрубила.
– Пока за пьянку не выгнали! – заявил голос из перин.
– Да заткнись же! Выгнали не за пьянку, а за то, что правду-матку в глаза начальству резанула. А Федька хитрый малый. С криминалом связался, но он слишком умный, чтобы самому в этом запачкаться. Но деньги и роскошь он любит, стервец. И ладно бы о бабке своей родимой заботился, так нет, бросил и не заглядывает!