– Ну куда же ты, хорошая моя? Нет, так не пойдет! Или ты хочешь, чтобы я рассердился и сделал тебе больно? И трахнул тебя прямо сейчас? Хочешь же?
Федя, не ее Федя, нагнал ее и, схватив за волосы, швырнул на асфальт. И, стаскивая с Саши трусики, попытался взгромоздиться на нее.
Она сопротивлялась, попыталась укусить его, но Федя, не ее Федя, наотмашь ударил ее.
Точно Джек-потрошитель.
Нахраписто навалившись на нее, он жарко задышал, Саша из последних сил закричала, понимая, что никто не придет ей на помощь в этом темном питерском проулке.
И тут темная стена, около которой Федя, не ее Федя, пытался овладеть ею, вдруг трансформировалась в яркий квадрат света, и Саша поняла: это открылась дверь.
– …и, значит, он мне и говорит, что вся эта концепция, по сути, гроша выеденного не стоит…
– Яйца, ты хотел сказать. Ну или гроша ломаного…
– Ну да, ни яйца на грош, так сказать, и я согласен, потому что некоторые элементы этой сталинской парадной эклектики…
Федя, не ее Федя, которого спугнуло появление с черного хода двух рассуждающих о концептуальном искусстве бородачей (правда, не рокеров и отнюдь не пузатых), вдруг оставил девушку в покое, метнулся со спущенными штанами в сторону, а несколькими мгновениями позже Саша, лежа на асфальте около мусорных баков и все еще не веря своему счастью, услышала звук взревевшего автомобильного мотора и увидела блеск фар.
– Черт, что тут, скажите на милость, происходит? Вышли покурить – и на тебе. Там что, кто-то припарковался, хотя запрещено?
Саша видела бородачей, которые старались понять, кто же умчался прочь (Федя, не ее Федя, точнее, «просто Джек»), а вот они ее, скрытую мусорными баками, нет.
– Гм, вора, что ли, спугнули? Хотя непонятно, что тут красть. Ну так вот, продолжаю, элементы сталинской парадной эклектики, перемешанные с…
Саша громко застонала.
Ее притащили прямо в «Ваню Гога» с черного хода и уложили в одном из подсобных помещений, накрыв старыми одеялами: девушку знатно трясло. Бородачи совещались, вызывать ли милицию и «скорую», и, услышав это, Саша тихо, но решительно заявила:
– Никакой милиции, никакой «скорой».
Милиция навевала воспоминания об убийстве дедушки, а «скорая» – о его инсульте.
– Но тебе нужна помощь, и вообще, этот тип тебя пытался изнасиловать…
Нет, изнасиловать и похитить, вернее, похитить, чтобы… Чтобы, не исключено, еще долго насиловать – причем, судя, по всему, не один.
– Нет! – заявила девушка. – Со мной все в порядке…
Ну, не совсем, но насильник, хоть и грубо с ней обошелся, не успел причинить ей никакого вреда.
Спасибо бородачам и элементам сталинской эклектики.
– А с чем они перемешаны? – спросила Саша, и бородачи в один голос осведомились:
– Кто?
– Элементы сталинской парадной эклектики…
И засмеялась, чтобы потом заплакать.
Рядом с ней возник кто-то, отдававший низким голосом распоряжения. Заметив силуэт, Саша напрягла зрение.
Ей кажется или это всего лишь иллюзия?
Федор, ее Федор, вернулся?
– Как же мне тебя не хватало! Я так тебя люблю! – произнесла она, схватив Федора, ее Федора, за руку и практически мгновенно заснув.
В себя Саша пришла внезапно: сон просто закончился, и все. Причем ведь был кошмар. Приснится же такое: ее пытались похитить и изнасиловать у мусорных баков в темном проулке.
И только пару мгновений спустя, таращась в потолок, она поняла: это был вовсе не сон.
Вскинувшись, Саша в панике увидела, что находится на продавленном диване в небольшой комнатке с закрытой дверью.
Выходит, ее все же похитили?
Федя, не ее Федя, вернулся и забрал ее, пока она спала?
«Зови меня просто Джек».
Ну да, в голове вертелась эта дурацкая финальная фраза из прочитанного ею не так давно в каком-то журнале фантастического рассказа-триллера о возвращении Джека-потрошителя пятьдесят, что ли, лет спустя после кровавых событий в Лондоне, пока она осторожно, на цыпочках подходила к двери, уверенная, что та заперта.
Маньяки ведь, как учили многочисленные романы и фильмы, похитив жертву, всегда держат ее в закрытой комнате.
Ну или в помещении с дверью, за которой глухая кирпичная стена.
Дверь без труда открылась, и Саша оказалась в коридоре. По нему она прошествовала мимо кухни, смутно ей знакомой, и, вывернув из-за угла, вдруг оказалась в помещении, где она уже была.