– Мне нужна ваша хозяйка! – заявила Саша без обиняков, осматривая галерею: все крайне стильно и явно доходно. У Полины Аркадьевны даже имелся собственный логотип: пасть волка, в которой зубы образовывали ее инициалы: ПВК.
К ней подоспел изящный мужчина в затейливых очках и с белым шарфом, который возжелал знать, кто она такая и назначено ли ей.
Ну да, вход в крутую художественную галерею зевакам с улицы был заказан.
– Мне нужна ваша хозяйка! – заявила Саша. – И не говорите, что ее нет, или что она в отъезде, или что у нее крайне важный клиент. Крайне важный клиент – это я!
Изящный мужчина, пытаясь понять, кто она, городская сумасшедшая или дочка олигарха, произнес:
– А вы касаемо какого объекта?
Усмехнувшись, Саша сказала:
– Пикассо, «Девочка в матросском костюме с леденцом».
И повторила это название по-французски – с великолепным (спасибо покойному дедушке и его парижской гувернантке мадемуазель Флоранс) выговором.
Явно оценив ее французский, изящный мужчина пропел:
– О, сожалею, но вы не по адресу, мы специализируемся исключительно на русском искусстве. По поводу Пикассо вам лучше обратиться к нашим конкурентам. Хотя сомневаюсь, что у них имеется Пикассо. Его шедевров в частных коллекциях и галереях Питера просто нет. Да и всей страны, вероятно, тоже. Вам лучше адресовать свой запрос за рубеж.
– Теперь нет, но были! – повторила Саша и, прикладывая усилия, чтобы не выглядеть уж слишком истеричной, сказала: – Думаю, если вы передадите Полине Аркадьевне мои слова, то она примет меня через пять минут.
Приняла через две.
Причем даже сама выплыла откуда-то из недр галереи – в изящном брючном костюме цвета фуксии, с ярким, безумно дорогим, малиновым шарфиком с золотой нитью и брендом известного парижского дома мод. Из брюнетки Полина Аркадьевна стала платиновой блондинкой – и вся мерцала бриллиантами.
Не самых маленьких размеров.
Ни дать ни взять гранд-дама арт-сцены Питера, каковой эта особа, вне всякого сомнения, и являлась.
А еще, судя по всему, воровкой и мошенницей.
Полина Аркадьевна явно тотчас узнала Сашу, потому что, замахав рукой, на которой цветомузыкой вспыхивали камни, мелодично пропела:
– Пройдемте в мой кабинет!
Хотя бы поздоровалась – вот тебе и манеры питерской интеллигенции.
Кабинет у Полины Аркадьевны оказался попросторнее президентского в Кремле, да и обставлен был получше и с большим вкусом.
Все же потрудился отличный декоратор.
Закрыв за Сашей дверь, ПВК (Саша именовала ее теперь исключительно так) грубо спросила:
– Кто давал вам право вваливаться в мою галерею и устраивать дебош?
Но голос у нее предательски дрожал.
Саша, пройдясь по кабинету, бросила взор на висящие на стенах шедевры русского искусства начала двадцатого века.
– Подлинники или копии? Думаю, подлинники, вряд ли вы будете у себя вешать копии. А вот у меня был подлинник, а вы сказали мне, что копия, вернее, подделка, помните?
Судя по дернувшемуся холеному личику, ПВК, конечно же, помнила.
– Понятия не имею, о чем вы ведете речь!
Врала: как сейчас, так и тогда. Саша еще по пути в галерею раскусила нехитрую аферу, которую провернула с ней ушлая работница Русского музея, а теперь «звезда» арт-сцены Питера: взяв на экспертизу два шедевра, заявила, что это подделки, а потом и эти якобы копии, которые все равно пришлось бы возвращать законной владелице, то есть Саше, вдруг взяли и похитили.
– Неплохо вы устроились, и, предполагаю, в том числе и благодаря «Девочке в матросском костюме с леденцом»? – спросила Саша, подходя к огромному, обтянутому белой кожей креслу за столом мореного дуба и опускаясь в него. – Как сидеть-то классно! Вам галерейный бизнес в копеечку влетел, но она у вас, скромной работницы Русского музея, что самое занятное, была. Получили от продажи за рубеж моего Пикассо, признанного вами подделкой и якобы похищенного?
Ну да, ПВК продала картину за большие деньги кому-то из иностранцев, а те, в свою очередь, предложили ее известному аукционному дому, за еще бóльшие деньги.
ПВК со злобой взирала на нее, тяжело дыша и сверкая бриллиантами.
– А Репина тоже сбагрили за рубеж или он у вас здесь висит? Если здесь, то я его заберу, потому что он мой!
Галеристка, наконец обретя дар речи, заявила:
– Понятия не имею, о чем вы говорите! Какой такой Пикассо, какой такой Репин.